«Возможно», некто - носитель «пророческого слова». Мы по праву остерегаемся всего того, что устремляется к нам с аллюром чего-то пророческого, с притязанием на представление «абсолютно другого». Мы мучительно привыкли видеть, как этот аллюр разрушается в самом себе, как снова и снова совершенно другое компрометируется чем-то сильно другим. Однако остается настоятельное стремление к тому, чтобы пришел Единый и действительно показал нам «абсолютно другое» в его неразрушимой чуждости. Если, «возможно», индивидуум, его «собственное», «отличное» склонилось перед «возможным» благодати, говоря «согласно вере», давая в целесообразности Богу то, что принадлежит Богу, что Бог может говорить через него, как если бы он был не самим собой - то он, как таковой, есть Единый, тогда его пророчество -это единственная этическая возможность (наряду с которой не существует иной возможности), не требующая дополнения и противовеса. Ибо, поскольку ее исключительность означает единство, она означает, что она достаточна и что гордость индивидуума исключена.
«Возможно», некто обладает «склонностью к служению», к помощи, ко всему практическому. Парадоксальным образом и осуществление этого смысла может быть единственной этической возможностью, и индивидуум, обладающий ею без гордости, может быть Единым. Мы вполне можем ужаснуться словам: служить! помогать! практическое! Снова и снова их произносит Марфа, которая никоим образом не желает слушать, но «служить». Но стремление помочь человеку тем не менее полностью оправдано. «Служить» означает перевязать временные раны, чтобы оставить открытой вечную рану, которую нельзя закрыть, помнить о телах, чтобы не погубить души, не пройти мимо попавшего в руки разбойников, как священник и левит. Ибо именно для священнического человека, для которого все заключается в познании Бога, вопрос «кто же мой ближний?» более не есть вопрос. «Помогать» означает действенно видеть то, чего не желают видеть священник и левит. «Практично» то, что неизбежно вводит человека в «теорию», в видение его великой нужды и надежды. «Возможно», отдельный человек, который ничего не делает, кроме служения людям, служит им действительно в их нужде, действительно в их скорбях, действительно в кризисе их бытия, возможно, он (услышав, что человек и как практик не может быть правым) есть слуга Божий, милосердный самарянин, то есть Мария, которая избрала благую часть, и тогда его дело также достаточно и безопасно.
«Возможно», некто действует «как учитель». Благая весть Христа, Слово Божье как «учение»?! Богословие как наука?! Мы полагаем, что уверены в отношении вопросительных знаков, которые здесь необходимо поставить. Мы ставим их. Мы слышим Кьеркегора: «Профессор в том, что Христос был распят». Мы слышим Овербека: богословы - «глупцы человеческого общества». Нет, это действительно не так! Но снова: «возможно»! Стремление богословия в любом случае существует, причем именно перед лицом великого вопросительного знака, поскольку этот вопросительный знак есть восклицательный знак воскресения. Мы осознаем почти неизбежную возможность, что христианство предается нашими речами и нашим молчанием - это необходимо сказать «против» Овербека. Но стремление существует: во-первых, научиться через Библию смыслу Слова Божьего в тот момент, когда оно оставляет свой источник и становится человеческим словом. Во-вторых, раскрыть непримиримое противоречие «христианства» (то есть представителей этого человеческого слова) по отношению ко всей человеческой культуре и отсутствию культуры через честное представление его 1900-летнего поражения. В-третьих, по возможности без суматохи и поэтому «систематически» обойти поставленные человеку границы и при этом неустанно констатировать, что означает для него вопрос о Боге, поставленный ему этим противоречащим, всегда уступающим человеческим словом и его собственной ограниченностью. В-четвертых, каждого, собирающегося стать священником, необходимо настойчиво предостеречь от иллюзий, гарантий и человеческих служений, необходимо сопроводить его настойчивым увещанием объективности как «практического» богословия. И богословие, как это ни странно, могло бы быть не только какой-то, но единственной этической возможностью. И отдельный человек, действующий «как учитель для научения», мог бы быть Единым.