«Я знаю и твердо убежден в Господе Иисусе, что нет ничего нечистого в себе самом». То воззрение, из которого исходит «брат», неправильно и преодолено во Христе с самого начала. Аскеза и реформа жизни ценны как образы, как представления. Они не имеют ценности сами по себе. Они никогда и никоим образом не есть предварительные этапы Царства Небесного. Существует добро и зло, чистое и нечистое. Нечисто перед Богом все и именно поэтому в частности - ничего, любая констатация особенной нечистоты перед Богом происходит из тайной или явной иллюзии, что не все нечисто перед Богом, из тайного или явного отказа действительно совершать покаяние. Серьезность аскетов и реформаторов должна быть более серьезной, чтобы быть абсолютно серьезной, чтобы полностью осознать проблему зла. «Но для того, кто считает его нечистым, оно становится нечистым». Предположим, какой-то человек разделяет это неправильное и уже исчерпанное воззрение, предположим, он связал себя этим принципиально неправильным счетом, разделяя отвращение к некоторым особым нечистотам. Тогда, очевидно, его образ счета должен был бы стать другим; ибо его результат сам по себе, в рамках его образа счета, правилен и неоспорим. Истинна таблица умножения, которой он оперирует, ошибочны только величины, с помощью которых он обозначает свои числа. Превосходна серьезность и решительность его отвращения, досаден же лишь произвол в выборе объектов этого отвращения. Итак, эту серьезность необходимо возвратить к своему истоку. Как же она возникла? Очевидно, говоря человеческим языком, из того же благотворного жизненного беспокойства, из того же неотложного последнего вопроса, из того же желания воздать должное Богу, из которого возникла и свобода совести сильного. Если человека необходимо переориентировать, то в любом случае это беспокойство, этот вопрос, это желание должны продолжать бодрствовать. Свобода, в которой каждый человек именно в своей глубочайшей нужде предстоит перед Богом, не должна быть нарушена. Однако она нарушается, человек совращается и ожесточается, ему дается повод и соблазн, когда его побуждают в корне изменить свой результат расчетов, не дав возможности осознать неверность его образа расчета, когда его решительность и серьезность становятся беспредметными вместо того, чтобы обрести свой собственный объект, когда он становится легкомысленным, равнодушным и нерешительным там, где он раньше был строгим и определенным вместо того, чтобы стать радикальным и в той же самой решимости, с той же самой серьезностью прорываться к свободе Бога, в которой для чистого все чисто (Тит 1:15). Возможность покаяния связана для каждого человека с тем, что он проходит свой путь до конца; ибо покаяние как конец человека и как его новое начало в Боге есть совершенно индивидуальное, исключительное, единственное в своем роде действие, которое никто не может отнять у другого.