Инесса рванулась что-то сказать, но заметным усилием воли остановила себя. Взгляд ее буравил то Юрия, то меня, в руках слегка подрагивала сигарета. Она и верила нам, и не верила. В глубине ее женской души таилось и не давало покоя подозрение, что за туманным временем и не менее туманным пленом скрывалась самая что ни на есть живая, красивая, с тонким изящным умом Ирина, которой она, Инесса, по собственным словам, не годилась в подметки.
— А у меня богатства немного, — тихо сказала Инесса. — Не сложилось богатство. А если и было что — растеряла.
— Это как посмотреть, — возразил я, хотя Инесса сейчас, пожалуй, не лукавила. Хорошо, что она сдержала себя и обошлась без упреков. — Никогда не поздно обратить потери в богатство.
Инесса встрепенулась. Она ждала таких слов. Не очень в них верила, но ждала.
— Это ты серьезно?
— Конечно.
— А что для этого нужно?
— Мудрость.
— А что нужно, чтоб не терять богатство? — Это спросил Юрий. До сей минуты он мрачно молчал, уставив недобрый взгляд в пустующее кресло. — Тоже мудрость?
— Тоже мудрость, — ответил я спокойно, не обращая внимания на его колючий вид.
— Сокра-ат! — Юрий усмехнулся. — У тебя и лоб сократовский. — Он был раздражен: приход Инессы помешал ему выговориться. — Одно, пожалуй, отличает вас друг от друга: великий грек не был столь наивен.
— Не скажи-и! — возразил я. — На мое разумение, мудрость у этого грека от наивности и пошла. У них же одна праматерь — доброе сердце.
Мои собеседники слушали меня на редкость ладно: усмешка в глазах Юрия исчезла, у Инессы скопилось полсигареты пепла. Слушали они и, как мне казалось, внимали. «Не поздновато ли внимать?» — подумалось мне, но сомненье это я тотчас же отогнал прочь.
— Хитрый человек мудрецом не станет, — продолжал я. — Хитрость идет от ума, от извилин, а мудрость — прямиком от сердца.
— Без хитрости нынче не проживешь, — буркнул Юрий. — Времена такие. — Слова эти он предназначил не столько мне или самому себе, сколько Инессе, чтоб уязвить ее за непрошеное вторжение в мужской разговор, но Инесса ответила на них по-своему.
— Времена здесь ни при чем, — сказала она решительно. — Добрый человек — всегда добрый. А на времена кивают слабые люди. Такие, как мы с тобой, — отбрила она Юрия. — Прав Федор: хитрость не мудрость. Не знаю как кому, а мне, к примеру, смелости надо побольше, чтоб сердце свое слушать. Только сердце. — Последние слова она произносила с глухим придыханием, выделяя их и давая понять Юрию, что относятся они скорее к нему, чем к ней, и что за ответом она в карман не полезет.