За пиалой крепкого, заваренного прямо на костре черного чая — зеленый кочевники пьют редко — узнаю, что семейство старика отстало от основного каравана и расположилось здесь, у Мукура, чтобы до наступления сумерек сняться и успеть догнать своих до ночи.
У афганских кочевников сохранилась объединенная семья, где глава определяется по возрасту и где обычай предписывает младшим беспрекословно подчиняться воле стариков. Даже свадьбы совершаются обычно внутри клана или племени, причем эти вопросы решаются родителями, которые договариваются о выкупе и процедуре бракосочетания. Правда, по обычаю, «жакавыль» («окрик»), юноша, оказавшийся не в состоянии добиться руки девушки, может подойти к шатру ее отца и несколькими выстрелами в воздух продемонстрировать свою преданность возлюбленной. После этого считается обязательным, чтобы старейшины племени вновь начали переговоры с отцом, и отказ может привести к вражде между семьями.
Старого кочевника отличает лаконичность и простота речи, выработанная, вероятно, за долгие годы жизни в кружении суровой и скупой природы. Нет в ней ни настороженности, ни недоверчивости, которую мы почувствовали в разговоре с его домочадцами у поста дорожной пошлины. Он прост и категоричен: ведь вокруг его семейство, его овцы, его шатры и его степь.
Во время чаепития нас окружают дети, среди которых и мой юный знакомый. Он выделяется особой осанкой среди нескольких косматых, чумазых пареньков и вставших чуть поодаль звенящих металлическими браслетами девочек с огромными настороженными глазами. Руки девочек выкрашены сурьмой. Оказывается, это тоже для профилактики от хвори.
Приглядевшись, можно заметить на шее у детей «тавизы» — амулеты. Их приобретают у попечителей мечетей и гробниц или привозят из хаджа вместе со щепоткой земли «святых мест». По поверьям, тавизы ограждают от несчастий, болезней и «дурного глаза». Но расспрашивать об этом не стоит, чтобы не вызвать обиду у владельцев тавиза.
Я решаю заснять детей на пленку, но не тут-то было. Когда камера затарахтела, девочек как ветром сдуло, и больше они не появлялись. Зато ребята с интересом косятся на кинокамеру, явно придумывая способ заполучить готовые фотографии. Все объяснения, что это невозможно, что надо сначала проявить и обработать пленку, напрасны.
— Тогда давай камеру! — ультимативно заявил мой юный друг, тот самый, который умеет считать овец и разводить костер.
Положение становилось крайне деликатным, но он и конце концов прав: ведь должен же я отблагодарить за угощение! Раздумывая, что же предпринять, решаю протянуть время и сменить кассету. Когда же киноаппарат открыт и ребята, наседая друг на друга и толкаясь, принялись разглядывать (что же внутри?), вдруг снова раздается авторитетное моего приятеля: