День наконец близится к завершению, и мы едем на болото Драмосси, место битвы при Каллодене, которое 16 апреля 1746 г. ознаменовало конец горской культуры и уничтожение клановой системы. Этой части путешествия я ждал больше всего. Я посещал Каллоден более тридцати лет тому назад, и, хотя помню его хорошо, этот раз, без сомнения, будет иным, потому что кусочки мозаики нашей поездки, те люди, которых мы повстречали по пути, мои более обширные познания в истории и сюжет о якобитах, воссозданный в «Чужестранке», теперь сложатся в понимании в единую картину.
Однако после всей несуразицы с велосипедом-тандемом я плохо спал и теперь совсем задеревенел. Прямо сейчас я сижу на самом краешке гостиничной кровати, не в силах надеть носки, не заскрипев при этом, как мой отец в его закатные годы.
Ууурргххх-иииииир-юююхххп!
[Сэм. Очень похоже на звуки, доносящиеся из его номера, что я слышу каждый вечер.]
Чёрт бы побрал эту огненноволосую мошонку! Он разрушил для меня Каллоден и в «Чужестранке». Убил меня прямо перед началом сражения. Не участвовать в той битве было сродни удару ножом в сердце. Нет, буквально. Участие в сражении ощущалось бы так, словно я почтил своих предков, да и это был бы замечательный рабочий день, но вместо этого я получил Престонпанс. Что было весьма занятно – мы снимались внутри гигантской надувной палатки, чтобы можно было контролировать атмосферу внутри со всеми мчащимися лошадьми, взрывами, битвами на мечах – детской игровой площадкой, но это был не Каллоден.
Вместо того мне пришлось погибнуть от рук Клитемнестры[138] Клэр и её рыжего муженька. Я имею в виду, съёмки смерти Дугала были замечательными, но мне хотелось бы, чтобы это могло случиться после Каллодена. В самом слове – Каллоден – есть нечто особенное. Как оно звучит. В нём ощущается необратимость. Определённо, оно эхом отдавалось в истории с того апрельского дня 1746 г., а после сражения стало священной гробницей памяти горцев. Для бесчисленных фанатов «Чужестранки» оно стало местом паломничества.