Через некоторое время Софья Андреевна вошла в спальню, стала что-то искать на столике около кровати и нечаянно уронила стакан.
– Кто это? – спросил Л.Н.
– Это я, Левочка.
– Ты откуда здесь?
– Пришла тебя навестить.
– А!..
Он успокоился. Видимо, он продолжал находиться в сознании.
Болезнь эта произвела на меня сильное впечатление. Куда бы я в этот вечер ни пошел, везде передо мной, в моем воображении, вставало страшное, мертвенно бледное, насупившееся и с каким-то упрямым, решительным выражением лицо. Стоя у постели Л.Н., я боялся смотреть на это лицо: слишком выразительны были его черты, смысл же этого выражения был ясен, и мысль о нем резала сердце. Когда я не смотрел на лицо и видел только тело, жалкое, умирающее, мне не было страшно, даже когда оно билось в конвульсиях: передо мной были только страдания тела. Если же я глядел на лицо, мне становилось невыносимо страшно: на нем отпечатлевалась тайна, тайна великого действия, великой борьбы, когда, по народному выражению, «душа с телом расстается».
Поздно ночью приехал из Тулы доктор (Щеглов), но он уже не видал Л.Н. Душан объяснил ему болезнь как отравление мозга желудочным соком. На вопрос наш о причине судорог приезжий доктор отвечал, что они могли быть обусловлены нервным состоянием, в котором находился Л.Н. в последнее время, в связи с наличностью у него артериосклероза.
Легли спать во втором часу ночи. Я и Душан – поблизости от спальни. Бирюков просидел в спальне до третьего часа ночи.
4 октября
Всё миновало. Ночью Л.Н. спал. Утром проснулся в сознании. Когда Бирюков рассказал ему содержание его бреда – слова «душа», «разумность», «государственность», – он был доволен, по словам Бирюкова.
Софья Андреевна говорит, что болезнь Л.Н. для нее урок, сознается, что одной из причин этой болезни могло быть и ее собственное состояние.
Татьяна Львовна рассказывала мне, что когда она утром вошла к отцу, то он, между прочим, сказал ей, что «борется с Софьей Андреевной любовью» и надеется на успех, уже видя проблески…
По просьбе Л.Н. дочь прочла ему сегодняшние письма. Он говорил, что нужно отвечать и на какие отвечать не нужно. Позвонил мне (не забыл дать условленные два звонка) и поручил ответить на одно письмо, дав подробные указания по этому поводу. Лежит совершенно спокойный, разумный, ясный.
Днем случилось и другое радостное событие (нет худа без добра): Софья Андреевна помирилась с дочерью.
Л.Н. вечером попросил Софью Андреевну позвать меня к нему. Уходя, она напомнила ему, чтобы он не утомлялся.
– Все равно я не могу не думать, – ответил он.