Десятки тысяч лет люди передавали знания из поколения в поколение, рассказывая истории о прошлом. Культ предков наверняка играл в этом важную роль[256]. Постоянно держа в голове, что предки окружают их, наблюдают за ними и незримо их поддерживают, люди ушедших эпох полагались на их мудрость, которая помогала и живущим.
Сомневаюсь, что, когда около 6000 лет назад в древнем Шумере изобрели письменность[257], кто-то понимал, до какой степени это преобразит жизнь нашего биологического вида. Изначально письмо было экономическим инструментом для учета сведений о том, кто что и за сколько продал. Но потом произошли фундаментальные изменения. Письменность позволила людям говорить напрямую через поколения. Резко возросли объем и точность данных, которые можно было накапливать и надолго сохранять. Для науки и технологии особенно важной стала аккумуляция максимально точной информации, записанной учеными-предшественниками. То же можно сказать и об экономической науке, политической теории, религиозной идеологии, течениях в искусстве и любой другой стороне нашего существования. Без письменности современная цивилизация оказалась бы невозможна, поскольку не смогла бы слой за слоем нарастать поверх ушедшего.
Перенос личности на искусственный носитель позволит сохранить больше информации с большей достоверностью. К тому же расширится диапазон доступных к передаче сведений – теперь это не только факты, которые можно вписать в книгу, но и тонкие нюансы характера, а также умения, которые получается транслировать только при прямом контакте человека с человеком. В чем-то, хоть это и жутковато, мы вернемся к подобию культа предков. Но вместо туманных воспоминаний об их мудрости и подвигах, накопленных в устной традиции, у нас будут собственно предки, с которыми станет возможным поговорить напрямую. Им даже не придется нашептывать свои премудрые советы сквозь пустоту. Они смогут активно участвовать в жизни общества при помощи социальных сетей. На мой взгляд, такое изменение в способах передачи информации и окажется истинной причиной революции, скрытой в новых технологиях. Оцифровка психического мира преобразит наш биологический вид даже сильнее, чем возникновение речи и изобретение письма. Но изменения необязательно будут конструктивными. Как это уже произошло с письменностью, телевидением и интернетом, если общество получает новую технологию, увеличивающую поток информации, то подобная перемена приносит также и приток дезинформации, и вредоносные социальные мемы.
Чтобы снизить риск, мы можем договориться о хранении мудрости только наиболее выдающихся людей. Эйнштейн отличается от обычного человека тем, что у него уникальный набор синаптических весов – удачное сочетание доставшегося ему при рождении и результата обучения в течение всей жизни. Когда вы строите и обучаете нейронные сети, происходит нечто похожее. Вначале у вас есть много похожих сетей с одинаковым количеством нейронов, вы их обучаете и смотрите, что из них выйдет. Некоторые становятся гениями, которые блестяще выполняют поставленную задачу, а некоторые не оправдывают ожиданий, застревая в субоптимальных состояниях. Сети-“гении” не получаются от добавления дополнительной информации. В конце концов, они состоят из того же количества нейронов. Но им каким-то образом удается выработать удачную схему синаптических связей. А вы даже не можете определить конкретные удачные синапсы. Нельзя сказать: “Вот, смотрите, у этого тормозного синапса – идеальный вес. Какая красота, какой гений!” Нет, инженер не понимает, в чем конкретная причина блестящей работы системы. С помощью обучения и в результате случайностей система обнаружила набор синаптических весов, с которым задачи неведомым образом решаются лучше. Эту сеть и нужно оставить. Будучи неприкрыто прагматичной, оцифровка психики станет сберегать сети, обладающие неуловимым преимуществом. Она будет сохранять людей, в которых выработался хороший набор синаптических связей, дающий полезные навыки. Представьте себе, какую мощь можно обрести, сохраняя эти навыки!