— Ну и что? — спрашивают. — При чем здесь Серафим?
— Серафим и есть тот самый ангел…
Все вокруг хохочут без удержу, дразнят Феню, щиплют ее, она только отбивается.
— Он потому перед братьями Савельевыми в грязь упал… Из-за них крыльев лишился…
— Дурная, она и есть дурная, — заключил Бесищев, керосинщик. — Надо же такое сочинить…
— А это мы сейчас спросим, какой он ангел! — хохочет Истошкин.
Послали слесаря Сипачева за Серафимом. Тот долго не возвращался. Наконец является, с ним Серафим.
— Скажи, Серафим, для чего ты в церковь камнями швырял? — хитро так, с подвохом, спрашивает Истошкин. Сам голову наклонил ухом к земле, на Серафима не смотрит. Серафим сначала отвечать не хотел, потом видит — люди вокруг обступили его, не пускают, он и говорит:
— А я увидел — нечистая сила кружит на храмом, так и лепится на крест. Я и стал сшибать ее камнями. Разве это та церковь, какая была? Грех один…
Тогда Истошкин другой вопрос задает, тоже с подвохом, и людям подмигивает:
— Ну хорошо, а почему ты на пивнушку молился?
— Это уж совсем просто, — весело так отвечает Серафим. — Народ в пивнушке пьет, гуляет, о смертном часе не думает. Я и помолился Богу, чтоб не допускал их до смертной погибели…
Все смотрят на Серафима, не знают, смеяться или нет. Расступились, пропустили его. А как он ушел, Истошкин огляделся по сторонам и говорит:
— Я так полагаю, чекист он из НКВД. К нам прислали, проверить… Как настроение, нет ли измены… Граница-то вон она, рядом.
Бесищев делает круглые глаза и шепчет:
— А может, он и есть немецкий шпион?
Здесь вмешивается Семенчук Евкарпий Семенович:
— Вы тут провокации не разводите! Никакой войны не должно быть! У нас с Германией договор!
А Серафим между тем не унимается. Ходит по городу и всем, кого встретит, кусочки хлеба раздает.
— Возьмите, возьмите… Пригодится…
Феня, дурочка, так и сказала:
— Это, значит, точно война будет!
Истошкин, как услышал эти ее слова, сразу говорит:
— Так и есть! Диверсант он, этот Серафим, вот что! Арестовать его надо!
И вот то ли услышал кто Истошкина, то ли еще по какой причине, только в один прекрасный день являются к дому Серафима люди в форме. Стучали, стучали, никто не открывает. Взломали дверь, а в квартире — никого, пусто. Серафим как в воду канул. Ну а в городе — новые перемены. Военных нагнали видимо-невидимо, будто не город, а военный лагерь. Возле станции за высоким забором базу какую-то сделали — мастерские там, склады. Что ни день — гонят туда на работу местное население. Никиша с Досей тоже вместе со всеми ходили вагоны разгружать. Они тогда только школу окончили. А однажды ночью, это уже во второй половине июня, братья проснулись от страшного грохота. Матери дома не было, дежурила в больнице. С потолка штукатурка сыплется, стекла на окнах вдребезги, а на улице — багровое зарево. Выскочили братья наружу, возле дома — Истошкин.