— Ты видел, как он посмотрел на меня?
О ком это она так говорила совсем недавно? A-а, о шофере, который вез их в Гринвич Вилледж и, вероятней всего, даже не обратил на нее внимания, потому что явно думал только о том, какие чаевые получит.
И однако, он вошел вслед за нею в полутемный зал, освещенный слабым нежно-розовым светом, и кто-то небрежно играл на пианино, пробегая длинными бледными пальцами по клавишам и извлекая ноты, которые в конце концов создавали какую-то глухую ностальгическую атмосферу.
Но сперва она остановилась и сказала ему:
— Сдай пальто в гардероб.
Как будто он сам не знал! Но сейчас она его вела. Сияющая, с возбужденной улыбкой на губах, она пересекла зал следом за метрдотелем.
Должно быть, она считала себя красивой, но он-то этого не находил. Что ему по-настоящему в ней нравилось, так это какая-то голубизна, которую он открыл в ее лице, тонюсенькие морщинки на похожей на луковую шелуху коже век, порой отсвечивавшие фиалковым цветом, и то, как иногда он-a устало чуть опускала уголки рта.
— Два скотча.
Она не могла не заговорить с метрдотелем, ей хотелось испытать на нем то, что она полагала своими чарами; с самым серьезным видом она расспрашивала о бессмысленнейших вещах, вроде того, какие номера уже прошли, куда делся какой-то артист, которого она видела тут несколько месяцев назад.
Разумеется, она со вздохом удовлетворения закурила сигарету, чуть приспустив с плеч шубку и слегка откинув назад голову.
— Ты недоволен?
Он раздраженно буркнул:
— Почему я должен быть недоволен?
— Не знаю. Но я чувствую, что сейчас ты меня ненавидишь.
Как же нужно быть уверенной в себе, чтобы так просто, так напрямую сформулировать — да, правду! Но в чем ее уверенность? В конце концов, что его удерживает возле нее? Что мешает ему вернуться домой?
Он вовсе не находил ее соблазнительной. Она не была красива. Не была даже молода. И, несомненно, покрыта патиной множества приключений.
Уж не эта ли патина притягивает его к ней или, скажем так, волнует?
Она подошла к пианисту и непринужденно склонилась над ним. Улыбнулась ему, и опять это была автоматическая улыбка женщины, которая хочет нравиться, которая огорчается, когда, бросив на улице нищему монетку, не получает от него взамен восхищенного взгляда.
Она возвратилась к Комбу радостная, глаза ее насмешливо поблескивали, но сейчас она была в какой-то мере права, потому что на сей раз пустила в ход свои чары ради него или, коли на то пошло, ради них обоих.
Пальцы, пробегающие по клавишам, сменили каденцию, и вот в розовом полусвете затрепетала мелодия из того маленького бара; Кей слушала ее, приоткрыв рот, а дым сигареты поднимался прямо перед ее лицом, словно дымок кадильницы.