— А ты знаешь, что сидишь на моей кровати?
— А где кровать Энрико?
— Он оставался тут на ночь раза два в месяц, а то и реже. Всякий раз ему приходилось сочинять жене, что он отправляется в деловую поездку. Все это было очень сложно, потому что она требовала сказать, в какой гостинице он остановится, и вполне могла позвонить туда ночью по телефону.
— Она ничего не знала?
— Думаю, знала, но делала вид, будто ей ничего не известно. Это был ее способ защиты. Убеждена, она его никогда не любила или уже разлюбила, но это ничуть не мешало ей ревновать. Просто, если бы она стала устраивать скандалы, это его подтолкнуло бы потребовать развода и жениться на Джесси.
Так вот он каков, этот коротышка в галстуке с жемчужной булавкой! Как приятно было сейчас все это слушать и машинально придавать словам, равно как и вещам, их истинные пропорции.
— Он часто приходил по вечерам. Раз в два-три дня. Домой он должен был вернуться к одиннадцати, и все эти вечера по большей части я, чтобы оставить их одних, отправлялась в кино. Хочешь, покажу тебе кинотеатр недалеко отсюда, где я трижды смотрела один и тот же фильм, потому что у меня не хватало духу спуститься в сабвей?
— Тебе не хочется примерить это платье?
— Как ты догадался?
Она по-прежнему держала его за руку. Проворным движением, какого он до сих пор не знал, она сбросила повседневное черное платье, и у него возникло такое ощущение, будто он впервые увидел ее вот так. А ведь и вправду, он в первый раз любуется ею без платья.
Да что там! Его вдруг осенило, что до сих пор он не интересовался ее телом. Их плоть была чудовищно измождена; и этой ночью они снова и снова рушились в бездну, и тем не менее он не смог бы сказать, как сложена Кей.
— Наверно, мне надо сменить и комбинацию?
— Абсолютно все, милая.
— Поди запри дверь.
То была почти что игра, игра чрезвычайно чувственная. Это третья комната, где они были вместе, и в каждой он обнаруживал не только новую, отличную Кей, но и находил новые причины любить ее, новую возможность любить.
Он снова присел на краешек кровати и любовался, как она, обнаженная, с поразительно белым телом, которое чуть-чуть золотило солнце, прорывающееся сквозь занавески, роется в ящиках, полных белья.
— Я вот все думаю, как быть с бельем, отданным в стирку. Они его принесут сюда, а тут никого нет. Наверное, нам придется сюда прийти. Ты не против?
Она произнесла не «мне прийти», но «нам», как будто с этого момента они не должны расставаться ни на секунду.
— У Джесси белье куда красивее, чем у меня. Посмотри вот на это.