«Они не знают, — повторял он про себя. — И не могут знать». Машинально он выпивал то, что ему пододвигали. И думал:
«Еще три дня, ну, четыре, самое большее. А уже сегодня ночью она поговорит со мной по телефону, споет нашу песенку».
Он любит Кей, тут спорить было не о чем. Никогда он не любил ее так сильно, как в этот вечер. Более того, именно в этот вечер он открыл для себя новую форму их любви и, быть может, даже открыл ее корни.
Но пока это было смутно и всегда останется смутным, как дурной сон.
Вот, скажем, довольная улыбка Ложье и чуть заметный насмешливый блеск в его глазах. С чего бы это Ложье вдруг стал посмеиваться над ним? Оттого что он беседует с молодой американкой?
Ну и что, он рассказывает ей про Кей. Комб, пожалуй, уже не смог бы объяснить, как это получилось, почему он перевел разговор на Кей.
Ах да, американка спросила у него:
— Вы ведь женаты? Ваша жена живет с вами в Нью-Йорке?
И тут он заговорил о Кей. Сказал, что в Нью-Йорк он приехал один и одиночество заставило его понять неоценимую важность человеческого общения.
Да, он использовал именно этот термин, и в тот же миг в духоте бара, среди гула множества посетителей, перед стаканом, который он раз за разом опорожнял, эти два слова показались ему наполненными таким глубоким смыслом, что он воспринял их как откровение.
Он был один со своим унылым телом. И встретил Кей. И они буквально сразу же погрузились в такую глубинную взаимную близость, насколько вообще это позволяет человеческая природа.
Потому что они оба изголодались по человечности.
— Вам это непонятно, да? Нет, вы просто не можете этого понять.
И тут эта улыбка Ложье, который за соседним столиком беседовал со своим импресарио!
Комб был искренен, пылок. Он был полон Кей. Переполнен ею. Он вспоминал, как в первый раз они бросились друг к другу, хотя каждый из них ничего не знал о другом и только испытывал голод по человеческому общению.
Он повторял эти два слова, пытаясь отыскать им английский эквивалент, американка смотрела на него, и глаза ее становились все мечтательней и мечтательней.
— Через три дня, а может и раньше, если полетит самолетом, она будет здесь.
— Как, она, должно быть, счастлива!
Ему хотелось говорить о Кей. Время бежало слишком быстро. Вот уже и бар пустеет. Ложье встал, протягивая руку.
— Дети мои, я вас покидаю. Франсуа, скажи, ты не был бы так любезен и не проводил бы Джун?
Комб смутно догадывался, что вокруг него сплетен заговор, но не хотел в это верить.
Да разве Кей не дала ему все, что способна дать женщина?
Вот два человеческих существа привязаны земным тяготением к поверхности земного шара, они словно бы затерялись среди тысяч похожих одна на другую улиц города вроде Нью-Йорка.