Вначале они прохаживались вместе и говорили о повседневных вещах. Вдруг Тереза выпалила:
— Аллан, я уезжаю. Я сделала все необходимые приготовления. Теперь с тобой будет твоя мать, а мне пора…
Он уставился на нее и застыл на месте. Тереза жила здесь так долго: в его сознании она была неразрывно связана с домом. И, как я с ревностью осознавала, эта невысокая темноволосая изящная девушка так восхитительно смотрелась на фоне старого холла, огромных лестниц, пышного сада… Жизнь здесь без Терезы (пусть даже намеренно держащей дистанцию Терезы) представлялась совершенно немыслимой.
Он усадил ее на скамейку:
— Сядь и объясни, почему ты уезжаешь? Я сделал что-то не так?
Она заколебалась. Я задавалась вопросом, осмелится ли она ему рассказать. Девушка отвела взгляд, а он продолжал ждать.
Бледные звезды поднимались на отведенные им на горизонте места. Шепот листьев почти умолк. Вокруг было тихо, сумеречно и уютно. То был восхитительный миг, когда еще не до конца померкший мир выглядит бесконечно просторным — миг, когда может произойти что угодно. Для меня, незримо следящей, слушающей и парящей, находиться здесь означало проявить и пугающую целеустремленность, и храбрость. Что, если на один краткий миг Тереза не только ощутит, но и увидит меня? Осмелится ли она тогда ему все рассказать?
Настал момент сомнений. Мое сострадание дало о себе знать. Мгновение внутренней борьбы растянулось на целую вечность; казалось, будто я сижу в неподвижном поезде, мимо которого медленно проплывает земля. А затем — яркая, пугающая вспышка. Я знала, что добилась этого. Я добилась осязаемости. Полупрозрачной, иллюзорной, но определенно видимой я встала между ними. И заглянула прямо в душу Терезы.
Та издала вопль. А я, поддавшаяся глупому, жестокому порыву, поняла, что натворила. Случилось именно то, что я хотела предотвратить: Аллан в порыве страха и жалости подскочил и заключил ее в объятия. Впервые они сблизились — благодаря мне.
И Тереза поддалась его настойчивому шепоту, мольбам объяснить, что случилось:
— Здесь Фрэнсис. Разве ты не видишь, как она стоит под сиренью без тени улыбки на лице?
— О Боже, Боже мой! — все, что мог произнести Аллан.
Я так долго сопровождала их невидимкой, что он сразу ей поверил.
— Ты понимаешь, что это означает? — уже спокойно спросила девушка.
— Дорогая Тереза, — медленно ответил тот. — Если уж так нужно ехать, почему бы нам не отправиться вместе? Забыть обо всем сверхъестественном?
— Расстояние ее не остановит, — с уверенностью ответила сестра. И тихо добавила: — Ты никогда не задумывался, как одиноко и грустно должно быть беспокойному духу? Мы, живые и свободные, должны пожалеть ее. Она по-прежнему тебя любит, ты же знаешь, и хочет дать нам понять, что поэтому мы и должны разлучиться. Это так явственно читалось на ее бледном лице… Неужели ты ее не видел?