Коров на ферме уже не было — всех на Центральную перевели, и пусто-пусто чернел хлев с засохшими кучами навоза по углам. Теперь он уж не был похож на аэродром или на взлетную площадку, потому что кормобак и тот увезли. А где же аист?
Аист стоял в гнезде на одной ноге и дремал. Леха заложил два пальца в рот и свистнул, но аист и не думал испугаться, он только открыл один глаз и осуждающе поглядел на Леху: что, делать больше нечего?
Дел у Лехи было полно, он помахал аисту на прощанье кепкой и побежал к деду Егорычу. Егорыч лежал на печке и стонал.
— Ой, Лешенька, ой, голубчик, спасибо хоть ты навестил, а то ведь никакая собака не забежит. Как есть-пить за чужой счет, целое застолье набилось, а как водицы подать…
Леха вышел в сенцы, зачерпнул ковшик воды, подал на печку. Егорыч жадно хлебнул, задохнулся и закричал:
— Ты что, зимолеток, мне голую воду суешь? Браги подай хоть глоточек.
— А где брага?
— В подпол слазь. Там еще осталось на донышке.
Леха достал из подпола трехлитровую бутыль — она была полным-полнехонька, стал наливать в кружку и не мог налить, бутыль так и выскальзывала у него из рук как мокрая щука.
— Ну что ты там возишься, пащенок?
— Да никак в кружку не налью.
— Ладно, давай всю бутыль-то.
На печке долго булькало, потом повеселевший голос деда Егорыча произнес:
— Давай и ты, Лех, ко мне лезь, поговорить по душам надобно.
Леха устроился рядом с ним на припечке. Дед Егорыч долго молчал, и Леха подумал, не заснул ли он. Но вот снова забулькало в бутылке, потом дед Егорыч спросил:
— Отец дома?
— Дома.
— Что делает?
— Вещи собирает. На Центральную перебираемся.
— Все-таки надумали?
— А что, дед Егорыч, — сказал Леха, — поедем и ты с нами. На Центральной и свет, и водопровод, и танцы каждый день.
— Во, во, — захихикал дед, — меня только сейчас на танцы. Дамы слева, кавалеры справа. Алиса, наверно, уговорила?
— Ага.
— А ты небось рад?
— А то! — сказал Леха. — И Натка тоже рада, бегает за Алисой: тетя, тетя.
— Ты вот что, — проговорил дед Егорыч, — скажи отцу, что зла я на него не таю. Куда уж мне за такой красавицей? Пускай только он бабу не обижает. Скажешь?
— Ладно, скажу.
— А Сане зато, бригадиру, недоделку этому, я еще струны натяну.
— У него струн уже нет, — сказал Леха, — Танька с Манькой все оборвали. А балалайку Саня под скворечник приспособил. Теперь в ней воробей живет.
Дед Егорыч не слушал:
— Я ему покажу, как Советскую власть отменять. Ишь ты, командир нашелся. Легко небось над тремя бабами командовать. А я б поглядел, как ты кавалерийским эскадроном покомандовал. Кругом! Смирно! Шашки наголо! Рысью, дистанция два метра, марш!