Лехе стало жаль деда Егорыча, и он предложил:
— А хочешь, дед, я тебе синий камень подарю?
— Подавись ты своим камнем! Вот змееныш, ты его пригрей, а он еще камнями грозится.
— Да не грожусь я! Синий камень, если б ты знал, счастье приносит.
Дед Егорыч вздохнул:
— Мое счастье, милок, в глубокой яме схоронено. И дождусь я его, когда ногами вперед вынесут.
Он немного помолчал, потом спросил вкрадчиво:
— Лех, а Лех, как думаешь, если к председателю сходить да все про Саню Маленького выложить, как он над людьми измывается, поможет?
— Поможет, — сказал Леха, — у председателя один глаз веселый.
— Вот в том-то и беда, что один. Да при такой жизни надо не один, а все три глаза иметь — два пообочь носа, а третий — во лбу. Ну, ладно, пострел, поговорили по душам, и будя. Меня чтой-то в сон поклонило. Беги домой.
Леха побежал, но не домой, а к виру. Вечерний синий туман ложился в лощины, а сквозь туман проглядывали первые звезды. Звезды копошились и в воде, а когда набегал откуда-нибудь ветер и волновал воду, то звезды тоже волновались, а то и совсем исчезали, прятались в черной глубине; одна звезда вдруг сорвалась с неба и полетела. Куда она упадет, куда? Звезда упала в вир и погасла. И тут Лехе подумалось, что синие камни на дне вира, может, вовсе не камни, а звезды, которые упали с неба, но не погасли, потому что сгореть не успели. Не все же звезды сгорают, какая-нибудь и остается.
Леха вздрогнул: сзади снова, как тогда в лесу, послышались осторожные шаги. Он замер, прислушался — нет, все вокруг было тихо. Наверно, почудилось. Наверно, просто волна в берег плеснулась.
Он пододвинулся ближе к воде и опять стал глядеть в нее, черную, мрачную, если б не звезды. А когда поднял голову, то увидел — рядом стоял отец.
— Пап, а пап, ты чего? — спросил Леха.
— Стригунка ищу, сдавать пора.
— Куда сдавать?
— В лесничество.
Лехе стало жаль Стригунка да и отца тоже, и он помолчал.
— А может, тебе на Центральной другого дадут?
— Вряд ли. В колхозе коней теперь нету.
— Ну, трактор, — сказал Леха.
— Трактор это не конь.
Конечно, подумал Леха, трактор это не конь, зато у трактора целых пятьсот лошадей сидит. Виталька рассказывал. Запряжет отец сразу пятьсот коней и поедет по полю, а с ним и Леха, на прицепе. За один день сто гектаров хлеба засеют, пусть тогда Саня посмеет в суд подать. Небось раскается. А председатель спасибо скажет, руки им пожмет при всем честном народе, хорошие, дескать, у меня работнички.
Леха так размечтался, что совсем забыл про отца, что он рядом стоит, тоже о чем-то своем думает. А когда взглянул, то увидел: такая печаль была в глазах отца, тяжелых, черных, что Леха не выдержал.