— А ты, пап, зажмурься, — посоветовал он. — Зачем?
— Чтоб все стало наоборот. Как ты хочешь.
Отец усмехнулся, погладил Леху по взъерошенным волосам.
— Эх, ты, Леха… Зажмуриться — дело нехитрое. Но ведь, зажмурившись, всю жизнь не проживешь. Нет, сынок, не жмуриться тебе надо, а во все глаза глядеть, чтоб жизнь на земле налаживать. Честную жизнь, справедливую. Эх, Леха, Леха, душа человечья…
Отец ласково привлек Леху к себе, но тут же и оттолкнул.
— Ладно, пошли спать, а то завтра вставать раненько.
— Зачем? — спросил Леха.
— Поедем на Центральную место себе выбирать. Строиться будем.
— Уже завтра?
— А чего ждать, раз решили. Завтра и поедем.
«Завтра, завтра, завтра, — запело у Лехи в душе, — завтра, завтра, завтра!»
На Центральной усадьбе Лехе было уже многое знакомо. Виталька один раз захватил его на мотоцикле к прокатил с ветерком.
Запомнил тогда Леха большой дом с колоннами — колхозный клуб, объяснил Виталька, и сельсовет с красным флагом на крыше, флаг был как аист: все время рвался, хотел улететь в небо. Но вот этих домов с балконами он тогда почему-то не заметил. А может, их просто не было. Дома построили недавно для тех, кто переезжал из деревни Старики.
«Неужели мы будем жить в таком доме?» — екнуло радостно сердце у Лехи. И Стригунок, словно почуяв его радость, повернул к одному из домов с балконом.
— Подождите здесь, — сказал отец и куда-то ушел.
Ждать было скучно, и Леха, увидев, что Натка занялась с тетей Алисой, спрыгнул с телеги и подошел к дому поближе. Больше всего его интересовали балконы: а вдруг обвалятся?
На балконе появилась девочка и как ни в чем не бывало стала прыгать на одной ножке.
«Смелая», — подумал Леха.
У девчонки белым чистым бинтом было перевязано ухо.
— А ты кто? Сосед наш? — заметив Леху, крикнула девчонка, перестала прыгать и свесилась через перилки.
— Не знаю, — признался Леха. Он боялся, что она упадет.
Девчонка помолчала, раздумывая. И тогда Леха решил действовать сам.
— Что это у тебя? — спросил он и тронул собственное ухо.
— А, — махнула она рукой, — просто так. Вчерась с мальчишками не из нашей деревни подралась. Я страсть как люблю драться, — засмеялась она и позвала Леху: — Иди ко мне.
Лехе стало хорошо и весело на душе: это не то, что Танька-Манька. Чуть пальцем тронь — в слезы. А эта сама в драку лезет. И у Лехи тут же зачесались от нетерпения кулаки.
— Только, чур, по больному уху не бить, — предупредила девчонка.
— Что я, дурак? А тебя как зовут? — спросил он: не мог же он драться с человеком, которого не знал, как зовут.
— Марусей. А тебя?