— Ты хочешь знать, почему не могла любить? — переспросила мать, комкая в руке горящую сигарету. — Потому что война убивает не только людей, но и любовь. Иногда даже еще не родившуюся.
— Как это — неродившуюся? — не поняла Вера.
— А ты знаешь, на кого ты похожа? — в свою очередь спросила мать и достала из шкатулки фотографию. Фотография была маленькая, вся помутневшая, так что Вера с трудом различила на ней незнакомое молодое лицо солдата. В недоумении обернулась к матери:
— Значит, мой отец — не мой отец?
— Успокойся, — ответила мать, — твой отец это твой отец, но похожа ты совершенно на другого человека. Вот это-то и удивительно. Можно сказать, непостижимо…
— А кто этот другой человек? — осторожно спросила Вера.
— Он погиб на фронте…
Вера взяла из рук матери фотографию, долго разглядывала запечатленного на ней сержанта. И чем больше разглядывала, тем большее находила в нем сходство с собой: тот же длинный разрез глаз, те же ресницы, нос с горбинкой… Ни у отца, ни у матери ничего похожего.
— Но ведь такого не может быть!..
— Не может, — согласилась мать. — Однако ж есть. Ты родилась спустя десять лет после того, как он погиб, и все равно похожа на него… Не на меня, не на отца — а именно на него — Генку Сизова!
«Но почему, почему? — задавала себе вопрос Вера и не могла ответить. — Может быть, потому, что мать постоянно думала о нем, носила его образ у себя в сердце в то время, когда под сердцем зарождалась другая жизнь…»
После этого рассказа Вера долго не могла прийти в себя. В ней самой будто что-то рождалось мучительное и радостное, пока она не поняла, что именно: глубокая, светлая нежность к матери и такая же глубокая, глухая неприязнь к отцу. Хотя тот и не был ни в чем виноват. Разве лишь в том, что мать его не любила. А не любила потому, что не могла забыть другого.
Наплакавшись над судьбой матери и словно бы немного успокоясь, Вера заснула, а наутро ее как всегда разбудил веселый голос бабы Мани:
— Вставай, соня-засоня! Добрые люди уже давно на ногах. Собираются на праздник.
— На какой праздник?
— Обжинки справлять. Тебя ж председатель приглашал. Неуж забыла?
Вера Сергеевна не забыла, но решила на праздник не ходить. Зачем своим горестным видом портить другим настроение? С другой стороны, от бабы Мани ведь не отвяжешься. Все равно уволокет. И тогда она тайком от старой ушла в лес. Может, грибов соберет. Или просто так побродит…
Хорошо летом в лесу. Сквозь густую зелень листвы солнце едва пробивается длинными дымчатыми полосами. Кажется, что лес прошит гигантской иглой с шелковистой нитью. Сшиты меж собой березки и осинки, дубы и клены, сосны и ели. Их ветки переплетены друг с дружкой, перевиты, перехвачены солнечными лучами. А вот и лесная полянка. Здесь игла уже не шьет, а вышивает ковер разноцветными травами: зелеными, лиловыми, голубыми. Среди зеленого, голубого вдруг красным мелькнет мухомор или заалеет поспевшими ягодами брусничник. А кто это там притаился и стоит тихонько на толстой ножке, прикрывшись коричневой шляпкой набекрень? Так ведь это боровичок спрятался от любопытных глаз в темную зелень мха. Скорей срезай его да в корзину. Но не торопись уходить с этого места. Остановись и зорко оглянись вокруг. Непременно где-то рядышком отыщется еще один боровичок, а может быть, подберезовик. Издали он тоже похож на боровичка, только ножка у него тоненькая, как только и держится на такой?