. О возникшем кадровом дефиците заявлял министру внутренних дел в мае 1823 г. уполномоченный генерал-губернатор B. Ю. Соймонов: «…удостоясь опытом, что происшедшие во время ревизии гг. сенаторов: Кушникова и графа Санти отрешения почти всех чиновников губернии, не принесли ни малейшего успеха в водворении потерянного порядка, но еще и лишило губернию итак малочисленную дворянством способов замещать судебные производства деловыми людьми…»
[437] Не случайно правление генерала C. С. Стрекалова (1831–1841) началось с решения кадровых проблем, мотивацией чему послужило «существование между дворянами и чиновниками партий», способствовавших всякого рода неустройствам
[438].
По логике ревизорского контроля, смена одних чиновников другими должна была способствовать прекращению незаконных поборов с государственных крестьян. Но ревизия не в силах была разрешить социально-экономические проблемы. Недоимки государственной деревни продолжали расти. В 1836 г. в Казанской губернии они достигли рекордной величины — более 3 млн рублей[439].
Сенаторская ревизия как постоянно действующий механизм установления государственного контроля в обход местной администрации показала свою несостоятельность. «Общество», на которое Александр I возлагал надежды в деле установления правового режима, оказалось самостоятельной социальной силой, чьи интересы не всегда совпадали с интересами как местной администрации, так и верховной власти. Полученный негативный опыт обострил сомнения Александра I относительно пользы сенаторских проверок[440]. Ревизии перестали рассматриваться как чрезвычайная форма единения императора и местного общества, а доносы и жалобы как проявление гражданской позиции.
Борьба с произволом местной администрации при помощи произвола наделенных чрезвычайными полномочиями ревизоров вскоре доказала свою несостоятельность. Наблюдавший в январе 1828 г. результаты ревизии Пензенской губернии флигельадъютантом Голицыным П. Н. Вяземский прозорливо записал: «Он всех привел в трепет и тем более нравился обществу, что, сказывают, осадил губернатора, которого не любят. Приезжает он к Васильеву, советнику, известному знанием в делах и взяткобрательством. Увещевает его: как не стыдно ему… Тот уверяет в своей чистоте. — „Как же вчера взяли вы с того-то триста рублей?“ Васильев, пораженный всеведением архангела с мечом и пламенем, клянется на образе, что вперед брать не будет. Принесут ли пользу эти архангелы, носящиеся по велению владыки из конца в конец земли? Невероятно. Как буря, они подымут с земли сор и пыль, но сор и пыль после них опять сядут. Буря не чистит земли, а только волнует. Могут ли Голицыны и все эти флигель-архангелы способствовать к благодетельному преобразованию? Непосредственнейшее и неминуемое действие их явления должно быть ослабление повиновения и доверенности управляемых к правящим. На что же генерал-губернаторы, губернаторы, предводители, прокуроры, если нельзя на них положиться? На что Сенат Правительствующий блюстительный, если не ему поверять надзор за исполнением законов? Скорее же из Сената отделять ежегодно ревизоров по всем губерниям. Должно употреблять орудия, посвященные на каждое дело, а не прибегать к перочинным ножичкам потому только, что они ближе и под рукою»