Активная, напористая натура Нилова не видела компромисса в этой схватке за власть. В залоге оказалась вся его карьера. В донесениях В. П. Кочубею он сумел вскрыть пагубность альянса Тенишева и Киселева, доказать их «подозрительную связь» с осужденным Михаилом Ивановым. Он использовал для этого те же методы, что и его противники. К примеру, Нилов отыскал и представил уязвимые и компрометирующие моменты репутации Киселева — десятилетней давности пропавшие деньги на строительство больницы, исчезнувшие рекрутские складочные деньги, нахождение под судом по подозрению во взятках, отдачу чужих людей в рекруты[449]. С Тенишевым тягаться было сложнее, слишком уж велики были его возможности. Когда же стало очевидно, что возглавляемая им комиссия не справляется с возложенными на нее обязанностями, а финансовое бремя по ее содержанию стало отягощать как местных дворян, так и правительство, лишь тогда аргументированное мнение губернатора о ее ликвидации возымело действие.
В вязком деле отставного канцеляриста М. Иванова губернатор нашел способ его разрешения. Он не стал возвращаться к старым запутанным делам, а в свете недавнего циркулярного предписания Министерства внутренних дел гражданским губернаторам «О некоторых правилах в отношении крестьян помещичьих»[450] обвинил Иванова в возмущении рабочих казанской суконной фабрики. Он проходил по делу о «буйствах мастеровых» гвардии прапорщика Осокина[451]. Иванова вновь арестовали и передали палате уголовного суда, где его ожидали его же прежние дела. Это расследование с самого начала оказалось непростым и многослойным. Если будет доказана лживость показаний Иванова, под сомнение подпадают следственные материалы Кушникова и Санти. Ведение дела усугуб лялось и наличием третьей силы — оппозиционно настроенной группы дворян. Те, кто подготовил сценарий увольнения Толстого, продолжали состязаться с новым губернатором, разыгрывая все ту же карту в лице Иванова. Нилову предстояло разорвать эти сомнительные связи.
Не вдаваясь в делопроизводственную рутину дознания, отметим, что губернатору все же удалось доказать лживость доносов и жалоб Иванова в эпизоде его участия в волнениях суконных рабочих. Достигнув желаемого результата, он продолжал раскручивать прежние дела «злостного ябедника». В итоге 4 апреля 1821 г. Казанская палата уголовного суда приговорила Михаила Иванова, судившегося десять раз в той же палате, к наказанию плетьми и отдаче в сибирские полки[452]. Но реализация решения суда была вновь отсрочена под предлогом рассмотрения участия осужденного в доносах на чиновников во Временной комиссии. То были происки сторонников оппозиции губернатору. Сценарий событий вновь повторился как в 1815 г., когда при губернаторе Гурьеве Иванову впервые удалось уйти от возмездия. Вот и теперь он действовал по уже отработанной схеме. И только прямое обращение губернатора к министру внутренних дел с просьбой положить конец этой истории «во исполнение для полезного примера и искоренения в Казани ябедников» привело к появлению решения Комитета министров от 20 июня 1822 г. о высылке Иванова на поселение в Томскую губернию