. Из этого следовало, что расширение полномочий отдельно взятого губернатора невозможно, но, учитывая чрезвычайность ситуации, в Казани вводилась генерал-губернаторская форма управления. Как эта форма правления будет срастаться с министерской централизацией, должно было показать время, а пока казанскому губернатору предстояло делить власть с наместником.
Соймонов Владимир Юрьевич относился к известному и знатному дворянскому роду. Он приходился племянником директору Берг-коллегии Михаилу Федоровичу Соймонову. Своих детей у его дяди не было, поэтому он и занялся продвижением своего молодого даровитого родственника. Статскую службу Владимир Юрьевич начал под его покровительством. В 1800 г. он был назначен вице-президентом Берг-коллегии, через шесть лет стал московским берг-инспектором, в том же году начал заседать в 7 департаменте Сената. К 1822 г. за его плечами было шестнадцать лет сенаторства[458]. Новый посланец имел безупречную репутацию законотворца, наделенного полномочиями генерал-губернатора. Мера эта была во многом вынужденной, поскольку полномочия гражданских губернаторов, как показала недавняя практика, не позволяли разрешить конфликт властей в Казанской губернии.
С появлением Соймонова в карьере Нилова началась черная полоса. В ноябре 1822 г. ему был вынесен строгий выговор Сената с подтверждением Министерства юстиции по делу помещика Есипова[459]. Первое дело на бывшего тетюшского земского исправника губернского секретаря Александра Есипова было заведено еще при губернаторе Мансурове в 1813 г. Оно касалось его служебных злоупотреблений, а также аморального образа жизни (по жалобе крестьян села Колунец[460]). Второе дело было заведено в 1816 г. по жалобе крестьян села Каинки «о насильственных поступках Есипова с крестьянскими женами». В жалобе сообщалось, что «в целом селе девок даже до 10 лет не осталось не обесчещенных…». Еще при губернаторе Толстом по решению палаты уголовного суда имение Есипова было взято под опекунское управление[461]. Во время сенаторской ревизии обстоятельства поведения казанского помещика стали известны императору. Он повелел Есипова предать суду, «дабы в обстоятельствах, столь отвратительных и с чувствами человечества столь не сообразных, ничего не осталось покрытию неизвестностью»[462]. Несмотря на запрет появляться в бывшем имении, подследственный находил разные способы третировать и физически расправляться со своими крестьянами. Новая жалоба крепостных в Сенат вновь приковала внимание к этому делу. Теперь все претензии были обращены уже к губернскому правлению во главе с губернатором. Министр внутренних дел специальным предписанием ввиду «Высочайшего повеления», уведомил Нилова о «поступлении данного следствия в судную инстанцию», дабы «иметь безостановочное течение». Социальная девиация поведения казанского помещика оказалась под особым контролем.