Этим поворотом событий воспользовался губернский прокурор Федор Пантелеевич Печерин. Его служебные отношения с губернатором приобрели враждебность в ходе расследования дел канцеляриста М. Иванова. Бывший казанский прокурор Кисловский (ранее упомянутый обер-прокурор Сената Пещуров доводился ему племянником) был уволен по обвинению в получении взяток[463] и вскоре умер. Взгляды заменившего его прокурора Печерина на расстановку сил в губернии, по-видимому, не совпадали с планами губернатора. Во всяком случае, по делу М. Иванова его позиция значительно отличалась от намерений губернатора. Само это дело стало камертоном, определявшим сторонников и противников губернатора. Доносы губернского прокурора с критикой инициатив Нилова стали усложнять ход дела, а значит, и их взаимоотношения[464]. Встречно по донесению казанского гражданского губернатора вскрылось получение взятки прокурором. Нилов направил министру юстиции рапорт казанской полиции (занесенный в журнал губернского правления), в котором содержалось свидетельство тещи известного Иванова унтер-офицерской жены Феклы Красовской, за освобождение из-под стражи своей дочери поднесшей губернскому прокурору деньгами 300 рублей и голову сахара[465].
У Печерина появилась возможность расквитаться с губернатором за это обвинение. Дело Есипова вот уже два года усилиями уездного предводителя дворянства Крылосова (находящегося в родстве с подсудимым Есиповым) топталось на месте. Рапорт за рапортом прокурор Печерин сообщал министру юстиции о «медлительности» губернского правления[466]. В результате Сенат объявил выговор губернскому правлению «за медленность в слушании предложений губернского прокурора…». Решение Сената было поддержано Комитетом министров на заседании от 24 октября 1825 г.[467] С формальной точки зрения действия прокурора соответствовали служебным предписаниям, но если учесть сложившееся противостояние чиновников и «партии дворян», его позиция становится очевидной. Он не стал сторонником губернатора, скорее, наоборот. Но если бы их должностные отношения складывались иначе, возможно, дело помещика Есипова не получило бы столь шумной огласки и не закончилось бы для губернатора выговором…
Направленность текстов донесений губернского прокурора по делу казанского помещика также показательна[468]. К примеру, в них преднамеренно опускалось «мнение» Сената и императора относительно решений губернского правления и выпячивалась роль прокурора в качестве наблюдателя за исполнением «Высочайшего повеления». За что же выносился строгий выговор губернатору да еще с предупреждением? В формулировке значилось: за «слабость в образе отправления им своей должности», так как «довольствовался одними только распоряжениями, не обращал внимания на образ исполнения, не имел никакого попечения о выполнении состоявшегося по оному Высочайшего повеления, и оставил даже без уважения делаемые прокурором напоминания». Далее губернатора предупреждали, что в случае «малейшей замеченной подобной его беспечности будет он всеконечно удален от должности и предан суду по всей строгости законов»