Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти (Бикташева) - страница 126

Даже по прошествии ряда лет эти строки наполнены досадой и одновременно признанием своего бессилия что-либо изменить. В Санкт-Петербурге вскоре осознали тупиковую ситуацию в Казани. Нилова под предлогом официального отпуска отозвали в столицу. С 23 мая 1823 г. в управление губернией вновь вступает вице-губернатор Жмакин. По воле императора в июле казанский губернатор передал все дела по управлению губернией графу А. А. Аракчееву. В Комитете министров началось рассмотрение дела «по неудовольствиям между казанским губернатором д. с. с. Ниловым и находившимся в Казани сенатором тайным советником Соймоновым».

Это дело состояло из материалов ревизии сенатора Соймонова, экспертного мнения по каждой из позиций министра внутренних дел, «воли» императора, коллегиального решения Комитета министров с заявленным перечнем причин увольнения казанского губернатора. Если раньше донесения сенаторов были адресованы непосредственно императору, а окончательные их рапорты поступали и заслушивались в Сенате, то теперь материалы ревизий обсуждались в Комитете министров. В исковом виде на суд министров был представлен диалог двух полемизирующих сторон. Арбитром во взаимных обвинениях в данном случае выступал министр внутренних дел В. П. Кочубей. Каждый из тринадцати вынесенных на обсуждение вопросов подытоживался его мнением. Взвесив все аргументы, члены Комитета министров выносили окончательное решение, которое поступало на утверждение императору. Отныне в Сенате перестали рассматриваться дела административного увольнения губернаторов. На обсуждение министров канцелярией МВД заранее был подготовлен текст, состоящий из доводов обвиняемого в ответ на претензии сенатора Соймонова. Шаблон составленного документа напоминал реконструкцию письменной дуэли, которую следовало разрешить коллегиальным порядком.

В чем же обвинялся казанский гражданский губернатор и каковы официальные формулировки причин его отставки? В вину Нилову вменялось «увеличение городских сборов». Под этим подразумевалось улучшение устройства казанской полиции. Указывалось, что столь благое начинание было поддержано министром внутренних дел Кочубеем, но распоряжение губернатора было реализовано с грубыми нарушениями официального порядка прохождения подобных дел. Сенатор сообщал о самовольном увеличении губернатором городской стражи до 360 человек, но для их содержания доходы города оказались недостаточными. Поэтому губернатор самовольно предписал думе увеличить сборы почти вдвое и собрать дополнительно 15 тыс. рублей для освещения улиц. В адрес несогласных он разразился «укорительными выражениями», которые казанское дворянство приняло на свой счет в качестве оскорблений. Приветствуя полезные замыслы губернатора, Соймонов посчитал избранные им средства противоправными. Но Нилов продолжал уверять, что устройство городских фонарей — давно назревшая проблема, и если бы не противодействие ему, то уже осенью в Казани были бы освещены все улицы. Генерал-губернатор выступал за увеличение доходов, но на законном основании. Его аргументы перемежались немаловажными подробностями. К примеру, когда речь зашла об уравнительной оценке домов, сообщалось, что два дома губернаторского родственника Еремеева были оценены один в 8, а другой в 25 тыс., тогда как подобные же дома в Казани оценивались в два раза дороже, соответственно, в 15 и 50 тыс. рублей