На этих полях работали эльфы. И они взирали на меня хмуро. И их можно было понять, не стоило принимать их сдержанность за тупость. Подобно ревнивому мужу, сразу замечающему тех, кто посмотрит на его жену с вожделением, эти работники мигом уразумели, что за чувства пробуждал у меня вид высоких кукурузных стеблей и округлых початков.
В Ролоне пересказывали множество леденящих душу историй об угнездившихся в густых лесах непокорённых эльфах, сохранивших веру и обычаи своих диких предков, – будто они по-прежнему совершают человеческие жертвоприношения, а мясо жертв поедают. В столице это воспринималось просто как занимательные истории, но здесь, в глуши, среди эльфов воспоминания о подобных рассказах будили совсем другие чувства, и я, сглатывая слюну, ускорил шаг.
Вскоре заморосил дождь. Он быстро прошёл, но у меня не было огнива, чтобы развести костёр и высушить одежду. Да и сухого валежника близ тропы не наблюдалось. По небу гуляли свинцовые тучи, и задул холодный пронизывающий ветер. Не прошло и часа, как дождь возобновился. Сначала он чуть моросил, а потом хлынул настоящий ливень. Оно бы и ладно, пусть отобьёт у имперцев охоту за мной гоняться, но самому мне тоже не помещало бы где-нибудь укрыться.
Проходя через маленькую, не больше десятка хижин, деревеньку, я не увидел никого, кроме глазевшего на меня из дверного проёма ребёнка, но вот на себе чужие взгляды почувствовал. В этой крохотной эльфийской деревушке места для меня не было, и я продолжил путь, не задерживаясь. Приди мне в голову просто попросить несчастную горстку овса или кукурузных зёрен – в этом краю на обширных лесных полянах возделывали именно кукурузу, – меня запомнили бы. Я же хотел, чтобы меня принимали за одного из многих путников, возвращающихся с ярмарки.
Дождь всё лил, и я прошлёпал по грязи и через другую деревню. Меня облаяли собаки, а одна даже гналась за мной, пока я не швырнул в неё камнем.
Моя одежда промокла насквозь. Она годилась для тёплого равнинного климата, но здесь я дрожал и ёжился под холодным дождём, обрушившимся на меня, как плохое предзнаменование.
Кукурузные поля и крытые соломой амбары искушали до крайности. Есть хотелось неимоверно, в животе урчало, надо было на что-то решаться, и, поравнявшись с очередным кукурузным полем, я протиснулся между высоких стеблей. Двигался, как змея, стараясь не ломать растения. Пробравшись так метров двадцать, я связал верхушки стеблей и, укрывшись под ними, как под зонтом, свернулся в клубочек и задумался о том, как мало, по существу, знаю о жизни своих эльфийских предков, тех, кто был связан с этой землёй с незапамятных времён. Я жевал твёрдые зёрна кукурузы и чувствовал себя чужаком, на которого удалившиеся в леса и горы эльфийские боги взирали с презрением.