Люди быстро организовались, и закипела жаркая работа по приведению в порядок домов, улиц. Нужно было вызволить из руин, убрать бесчисленное множество трупов — и людей и лошадей. За этим встала задача наладить жизнь в квартирах, находившихся в ужасающем состоянии, и одновременно пусть с невероятным трудом, но обеспечить насущнейшие нужды людей — дать им кусок хлеба, воду, освещение.
В этом первом и самом тяжком сражении за жизнь нашей тележке с левым уклоном выпала грандиозная роль.
Тележка была нарасхват, ее популярность не знала границ.
Безимени и майор, в числе первых попавшие на общественные работы, трудились в совсем незнакомом месте, Аги уехала в деревню к родным.
У тележки не было больше хозяина. Она стала общим достоянием жильцов. Вопрос о пользовании ею обсуждался на специальных собраниях, ради этого была даже создана особая комиссия под председательством доверенного лица дома.
Если в прежние времена тележка наша была предметом вражды, недоброжелательства, интриг, то теперь сколько ревностной заботливости вызывала она у жильцов, какую жажду обладания вселяла в их души!
Необыкновенная жизнь требует столь же необычайного завершения. Так и тележка в самом расцвете славы удостоилась совершенно особенного конца.
В то время, когда в доме не было уже ни газа, ни электричества, артистке Вере Амурски неоценимую службу сослужила ее американская печурка, стоявшая в убежище и топившаяся керосином.
Беда была только в том, что горючее вышло, а где раздобыть его, никто не знал.
И вдруг — счастливая случайность: какой-то солдат приволок две большие канистры с керосином и поставил их на стоявшую в самом углу двора тележку. А сам исчез.
Но, увы, одна канистра в днище слегка протекала. Когда же солдат с размаху плюхнул ее на тележку, пробоина стала еще больше и керосин полился широкой струей.
Солдат этого не заметил.
Поздно вечером артистка вышла на балкон, чтобы подышать немного сладким и прохладным весенним воздухом. И выкурить сигарету.
Дом спал глубоким тихим сном. Артистка со свойственной ей беспечностью бросила горящий окурок вниз, во двор. Пафф! Горящий окурок, покружившись, угодил прямо на тележку. А в ней уже набралась порядочная лужа керосина из прохудившейся канистры.
Керосин тотчас вспыхнул.
Но артистка этого уже не увидела: она ушла в комнату и, как говорится в романах, спокойно уснула в объятиях морфея. Сухая, пропитавшаяся керосином тележка загорелась сразу. От жара выскочила пробка из второй канистры, ее содержимое загорелось, растопило жестяную свою тюрьму и присовокупило свои усилия к тому, чтобы тележка сгорела вся без остатка, не считая разве что железной обшивки. И выглядело все это поистине апофеозом какого-нибудь великомученика. Правда, свидетелей при этом не было — только глухие, незрячие стены дома да звезды небесные, мигающие в весенней ночи. Впрочем, жильцы дома номер девять по улице Пантлика искренне скорбели по поводу гибели тележки и только что не оплакивали ее. А ведь не каждый усопший удостаивается этого.