Три Германии. Воспоминания переводчика и журналиста (Бовкун) - страница 61
3 июня 1979 г. Первый заместитель Председателя Правления АПН П. А. Наумов Е. В. Бовкуну (телеграмма): «Женя! Пока неофициально сообщаю Вам о необходимости поехать в Вену для освещения советско-американской встречи в верхах (Брежнев-Картер), после завершения которой там состоится подписание Договора ОСВ-2. Решение Правления и просьбу об аккредитации получите на днях. Встреча состоится во дворце Хофбург с 15 по 18 июня, но пресс-центр откроется в 9 часов утра в среду 13 июня и будет работать круглосуточно — по 18 июня, включительно. Генрих Боровик и я вместе с коллегами из разных газет прибываем в Вену накануне самолётом. Оттачивайте перо. Хорошо отоспитесь: путь на машине не близкий. До встречи — П. Наумов».
Картер и Брежнев. На предстоявшую встречу Брежнева и Картера я отправился 12 июня в полдень на редакционном «мерседесе» с большой опаской. На такие расстояния ездить мне ещё не приходилось. К вечеру добрался до Розенхайма, заночевал в 15 километрах от автобана. Это был тихий уголок Баварии, деревенскую церквушку венчала луковка, совсем как в Закарпатье. До границы рукой подать. Хозяйка проявила ко мне исключительное радушие и не скрывала удивления: советского журналиста она видела впервые. Та же ситуация повторилась часом позже. Двое пограничников — подтянутый и деловой, стройный немец в идеально сидевшем мундире и щеголеватый австриец с холеными усиками, как у поручика Лукаша, в фуражке набекрень — долго расспрашивали меня, кто я и откуда и зачем еду в Австрию. Я показал телеграмму из Москвы, переведённую на немецкий для ведомства печати ФРГ, но они взглянули на неё только мельком. Оба явно скучали, движения через границу не было, поэтому наша беседа длилась минут 40. Затем меня церемонно усадили в машину, пожелав счастливого пути. Самое интересное, что в паспорт они даже не заглянули. По дороге я слушал радио. В 10-часовом выпуске сообщили: из Москвы в Вену вылетает необычайно представительная делегация. И вот Вена. Дворец Хофбург. Белые комнаты с золотыми вензелями. Тронное кресло. Шкатулка. Розовая комната. Розы в виньетках на стенах и под потолком. Вице-президент канцелярии знакомит журналистов с процедурой встречи. Картер войдёт и остановится. За ним появится Брежнев, а посол выйдет. Несколько минут бесед. Затем главы делегаций направятся в комнату федерального президента. 16 июня всё так и было. Не предусмотрели только заключительный эпизод общения двух гигантов политической мысли. Американский коллега, проинформированный заранее о ключевых деталях, шепнул мне на ухо: «Не пропусти самое интересное и приготовь камеру. Картер поцелуется напоследок с Брежневым». Но вышло иначе. Президент США, видимо, никак не мог решиться на дружеское объятие с генсеком, и западные журналисты начали нервничать. Он как будто бы слегка подался в сторону собеседника, и тогда неожиданно для всех Брежнев сам ринулся к нему обниматься. Смачный поцелуй взасос. Картер оторопел и под натиском любвеобильного колосса начал тихо заваливаться набок. Они рухнули бы на сцену, если бы не телохранители. Защёлкали затворы и завспыхивали блицы западных журналистов. Советские же фотокорреспонденты, словно по команде, стыдливо отвели объективы в сторону. А у меня фотоаппарата не было. В тот же день вечером австрийские власти дали представление для прессы в испанской школе верховой езды. Пегие кобылы на манеже двигались под звуки вальсов, демонстрируя танец суставов. Белые рысаки с изяществом выделывали сложные «па». 17-го днём экскурсия по городу, а вечером всех журналистов — аккредитованных в Германии и Австрии и прибывших из Москвы — повезли на виноградники, где уже были накрыты столы, ломившиеся от деликатесов местной кухни. Московские коллеги могли гулять до утра, но Карену Карагезьяну, Володе Михайлову и другим «немцам», включая меня, пора было подумать о возвращении в Бонн и Кёльн. В принципе должен был ехать на две недели в ФРГ и прилетевший из Москвы Юлиан Семёнов. Но ему очень уж не хотелось упустить роскошную халяву, и он обратился к дуайену — Наумову, возглавлявшему группу советских журналистов: «Павел Алексеевич, можно я поеду с вами, чтобы немого пожрать? Голоден — как собака. А после двину в сторону границы, съеду на обочину и посплю за рулём часок — другой». В этот момент он, вероятно вживался в образ Штирлица. Позже, находясь в Бонне, куда он попал впервые, Юлиан попросил меня «показать ему окрестности». Потом приезжал в Бонн корреспондентом «Литературной газеты», но пробыл недолго, уступив место племяннику главного редактора «Литературки» А. Чаковского Толе Френкину. Должность собкора «Литгазеты» считалась номенклатурной. «Если мы не хотим, чтобы корабль разрядки дал течь, его нужно как следует просмолить», — писала либеральная немецкая газета. У меня создалось впечатление, что лидеры сверхдержав в Москве и Вашингтоне сознательно стремились к тому, чтобы разряда больше продолжалась на словах. Противостояние армий Варшавского договора и НАТО на границе двух Германий казалось вечным.