1 июня 1988 г. Муниципалитет Киля представителям СМИ ФРГ: Уважаемые коллеги, наш отдел печати впервые проводит в рамках «Кильской недели» круглый стол для журналистов Востока и Запада «Роль СМИ в устранении образов врага». На встречу приглашены 40 журналистов из 10 стран — ГДР, Голландии, Дании, Исландии, Норвегии, Польши, СССР, Финляндии, ФРГ и Швеции. Модерирует встречу корреспондент советской газеты «Известия».
«Прекрасные кильки». Журналисты и оружейный бизнес. На эту встречу я сразу же согласился, хотя предложенное амплуа и внушало мне определённую тревогу: ведь нужно было не отвечать на вопросы, к чему я давно привык во время своих поездок по Германии, а задавать их, да ещё и журналистам. Сразу же выяснилось, что бить по чужим воротам проще, чем защищать свои. Встреча, конечно, закончилась вничью, потому что опять «победила дружба», но зато я в ещё большей мере смог оценить достоинства Киля: волшебство и азарт регаты и строгую северную красоту жительниц города, которых язык не повернулся бы назвать «кильками». Впрочем, этот лингвистический казус на репутацию Киля в моих глазах никак не повлиял. Во время нашей встречи мы много говорили о способах устранения стереотипов мышления, затрудняющих продуктивное общение, и по ассоциации я не мог не вспомнить дружественный визит в Киль советских военных кораблей. Готовя репортаж, я поочерёдно побывал тогда вместе с дочерью и в рубке советского эсминца, и в соответствующем помещении корабля бундесмарине. Моё внимание сразу же привлекла характерная деталь: символы мишеней, по которым предстояло нанести ответный удар в случае военных действий, однозначно говорили о государственной принадлежности мишеней. «Образы врага» разрядка напряжённости не изменила. Улучив момент, я собирался поговорить на эту тему с командиром немецкого корабля и уже начинал формулировать вопрос, не заметив, что меня мягко взял за локоть представитель нашего консульства. «Ай-ай-ай! — улыбаясь, тихо сказал он. — Тебя разве не учили, что неприлично задавать в гостях трудные вопросы!» «Учили!» — вздохнул я и подумал: «Но ведь у нас то же самое!» А тогда, во время встречи с коллегами за «круглым столом» я не мог не вспомнить и другое событие — «Аферу Баршеля». Тема эта долго не сходила со страниц мировой печати. Речь шла о трагической смерти кильского политика, премьера Шлезвиг-Гольштейна в женевской гостинице «Бо Риваж». Самоубийство или убийство? Детектив развивался в стиле Агаты Кристи: как только очередная версия начинала казаться всё более правдоподобной, вступал в силу закон жанра, и подозрение падало на другого. От романов Кристи трагедию отличало одно: об неё обломала зубы опытная германская юстиция. Опубликовав несколько оперативных заметок, я решил глубже изучить доступные материалы следствия и съездил в Киль, чтобы побеседовать со вдовой Уве Баршеля. Речь шла о подпольной продаже оружия ближневосточным режимам, и этим, разумеется активно интересовались разведки многих стран: СССР и ГДР, США и ФРГ, а также Израиля, Ирана, Пакистана и Швеции. Пока версия о самоубийстве казалась правдоподобной, конкурирующие разведки хранили молчание, но потом стали наперебой сбрасывать в печать компроматы на конкурентов. Автор книги «Секретная папка Моссад» и не скрывал, что сам он — бывший агент одной из спецслужб. Изучив и сопоставив совпадения и противоречия разных версий, я пришёл к выводу — Баршеля устранила международная мафия (торговцы оружием, связанные с упомянутыми спецслужбами). По результатам своих размышлений я опубликовал в «Известиях» очерк «Человек, который умер семь раз». А на следующий день мне позвонил из Гамбурга тамошний заведующий ДПА и, не скрывая иронии, сказал: «Господин, Бовкун, в логичности Ваших предположений трудно усомниться. Вы, очевидно, получили какие-то дополнительные материалы из КГБ?» Я ответил, старясь выдержать тот же тон: «Ну, что Вы! На трудные задачки нам никто ответ не подсказывает».