Синьор Фидардо и доктор Роза Домингеш сидели рядом со мной и переговаривались тихими голосами.
– Вы сообщили в полицию? – спросил синьор Фидардо.
– Да, конечно, – ответила доктор Домингеш. – Они проверили, не числится ли мой пациент среди тех, кого они разыскивают. Выснилось, что не числится. А больше ничего полиция в таких случаях не делает.
Солнце стояло низко над крышами домов. Фигуры людей, в спешке пересекавших Праса-Мартин-Мониш, отбрасывали длинные тени на стертую брусчатку мостовых. Мы поднялись пешком по круто уходящей вверх улице и подошли к арке в высокой стене. За аркой открывалась больничная территория с мрачными каменными домами в четыре этажа. Доктор Домингеш подвела нас к двери с табличкой «Инфекционная клиника. Служебный вход».
Как только мы вошли, мне выдали эдакие тряпичные мешочки на ноги, белый халат и маску.
– Мы должны соблюдать гигиену, – извиняющимся тоном сказала доктор Домингеш. – Вообще-то животным находиться в больнице запрещено.
Мы прошли по длинным пустынным коридорам с голыми стенами и зашарканными до блеска полами. Запах моющих средств и дезинфекции не мог скрыть сладковатого, гнилостного запаха болезни. Через открытые двери я видела большие палаты с рядами больничных коек. Воздух был наполнен беспокойными вздохами и стонами. Иногда кто-то вскрикивал от отчания или боли.
Наконец мы остановились перед закрытой дверью. Прежде чем открыть ее и войти, доктор Домингеш серьезно взглянула на нас.
Стоит мне зажмуриться, и я вижу эту палату так же отчетливо, как тогда, стоя на пороге. Это была очень маленькая комната. Штукатурка по углам обсыпалась, кафельная плитка на полу местами треснула. Под кроватью поблекшие следы пятен, которые так и не удалось вывести. Окно с ржавыми шпингалетами приоткрыто. И все равно в палате душно. Скромная обстановка – кроме белой железной кровати лишь простой гардероб, медицинский шкафчик и больничная тележка. В стеклянном плафоне на потолке жужжат мухи.
Человек на узкой койке лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Доктор Домингеш подошла к нему и осторожно прикоснулась к его руке. Медленно, словно это стоило ему больших усилий, человек приоткрыл глаза. Сперва он смотрел в потолок, но потом перевел взгляд на доктора. А потом посмотрел на меня.
Первой моей мыслью было, что он похудел. Щеки ввалились, из-за чего глаза казались больше, чем мне запомнилось. Тонкие усики он сбрил.
В остальном Альфонс Морру ничуть не изменился.
Я сняла маску, и мы посмотрели друг на друга.
– Салли Джонс… – едва слышно вымолвил он. – Так ведь тебя, кажется, звали?