Правда о Салли Джонс (Вегелиус) - страница 17

Теперь мне надо немного поспать. А после я наверняка придумаю, как повидать сеньора Баптишту.

Я обнаружила на крыше люк и спустилась на крошечный грязный чердак. В нос ударил запах голубиного помета. Здесь меня никто не найдет, и я отдохну.

Живот снова заурчал. У меня оставалось еще несколько кусочков хлеба. Пошарив в карманах, я нащупала там кое-что еще. Я вытащила тонкую серебряную цепочку и какую-то секунду смотрела на нее, не узнавая. А потом вспомнила. Это же украшение, которое Морру обронил на пристани.

На цепочке висел медальон. Я аккуратно открыла крышку. Внутри лежал локон, перевязанный тонкой красной ленточкой. На внутренней стороне крышки был нарисован чей-то портрет, а под ним что-то написано.

Я похолодела. Девушка на портрете – наверняка возлюбленная Морру. Это она написала эти строчки.

А теперь Альфонс Морру мертв.

Утонул и пропал навсегда.

Бедная, бедная девушка.

И бедный Старшой. Он не виноват в том, что случилось. Но он все равно никогда себе этого не простит. Это я знала точно.

Я обхватила голову руками и легла на грязный деревянный пол.

Я проспала весь день. Во сне я слышала, как вдалеке кто-то поет. Песня была печальная и красивая. Во сне я, кажется, плакала.

Когда я открыла глаза, был уже поздний вечер. Голуби влетали и вылетали, воркуя, через большое отверстие под крышей. От запаха птичьего помета кололо в носу.

Вскоре я поняла, что до сих пор слышу песню из сна. Она звучала очень тихо, время от времени заглушаемая грохотом с улицы.

Но она звучала.

Я вылезла на крышу. На небе загорались звезды. С севера дул мягкий бриз. Это ветер доносил сюда песню. Я прислушалась.

И вдруг в животе у меня, сама не знаю почему, разлилось какое-то приятное тепло. Мне показалось, что, возможно, все не так уж и плохо, как кажется.

Не задумываясь, я осторожно сползла по еще теплой черепице и перепрыгнула через узкую улочку на другой дом. Забралась выше, на конек, и заглянула на ту сторону. Песня слышалась отчетливей. И я видела, откуда идет звук.

У открытого чердачного окна сидела женщина. На коленях она держала какую-то работу и пела. На плечи накинута шаль, темные волосы небрежно собраны в узел.

Приятное чувство не покидало меня. Я прислонилась спиной к трубе и стала слушать. Вскоре я закрыла глаза, мне было хорошо и спокойно.

Наверное, я снова задремала и не заметила, что над холмами, вдали от моря, встала луна, залив город своим холодным светом. Когда я открыла глаза, песня утихла.

Свет в чердачном окне погас.

Но женщина не ушла. Она смотрела прямо на меня. Лицо ее было бледно, глаза широко раскрыты.