Моряки на празднике чувствовали себя уксусом, который не смешивается с маслом. После двух лет, проведенных в море, им было странно смотреть на жеманных и манерных придворных. Жюль без стеснения их пародировал, моряки покатывались со смеху. Самой веселой среди них была Гвендолен Дорек: после долгих лет одиночества к ней наконец-то вернулся ее Альбер и больше не уплывет, останется с ней на суше.
Гийом вздрогнул от неожиданности, почувствовав на плече руку Тибо.
– Принц? Прошу меня извинить. Жюль нас всех уморил!
– Погодите, не умирайте, вы мне еще нужны.
Гийом мгновенно стал серьезным:
– Первый вопрос, капитан: когда вы собираетесь выйти в море?
– В ближайшее время, ваше высочество.
– Я тут призадумался: что, если предложить вам управлять кораблем побольше?
– Побольше, принц? Что это значит?
– Королевством, говоря без околичностей.
– Королевством, ваше высочество?
Тибо наклонился поближе и заговорил вполголоса:
– Если я стану королем, мне понадобится советник, доверенное лицо. Человек достойный, который все замечает, во все вникает. Ну почти все, – прибавил он, вспомнив, что Эма все-таки проникла на шхуну.
– Уверен, здесь в зале найдется много кандидатов на эту должность, ваше высочество.
– Но лишь один ее достоин, капитан.
Гийом Лебель сжал бокал с такой силой, что чуть не раздавил его. Хоть он и предоставил себя в полное распоряжение принца, с морем капитан расставаться не собирался. Он чувствовал себя по-настоящему живым лишь тогда, когда по лицу наотмашь хлестал ветер, вокруг бушевали непокорные волны, а в небе громоздились тучи. Лебель и капитаном-то стал в последние часы перед кораблекрушением… Однако Гийом глубоко уважал Тибо и принимал близко к сердцу судьбу королевства.
– Я… Вы дадите мне время на раздумья, ваше высочество?
– Разумеется, – ответил принц и так расстроился, что Лебель сразу почувствовал себя виноватым.
Феликс оказался сговорчивей, ведь он «всегда мечтал стать камердинером».
– Хочешь сказать, горничной, – ехидно усмехнулся братец Бушприт.
Но Феликс, на седьмом небе от счастья, колкости не услышал. Его глаза растроганно увлажнились, он допил содержимое бокала единым глотком, но вдруг испуганно воздел руки к небесам, как будто увидел дьявола, и завопил:
– Берегитесь! Герцог Овсянский!
Поэт пробирался сквозь толпу к морякам, решив послушать рассказы о странствиях и написать гимн. Но тут ударили в колокол, пригласили к ужину. Огорченный герцог поспешил к накрытым столам в глубине залы.
Поток приглашенных увлек Лисандра в том же направлении. Сервировка – настоящее произведение искусства. Каждая солонка – ювелирный шедевр. Лисандр сел на первый попавшийся стул среди детей. На празднике ему было не по себе. А когда девочка справа уставилась на него, не сводя глаз, стало еще хуже. Девочку, похоже, заворожили оловянные пуговицы на его новом костюме. У всех остальных пуговицы выглядели попроще – костяные или деревянные.