– Смотри-ка, Эмили завела себе нового приятеля, – объявил паренек с соломенными волосами, придвинув хлебницу к себе поближе. – И как его зовут?
– Помолчи, Батист, – оборвала его Эмили.
Она поправила прядь, выбившуюся из сложной прически, затем кокетливо обратилась к Лисандру:
– Меня зовут Эмили, я дочь конюха.
– Ага.
Эмили были умопомрачительно красива.
– А тебя как?
– Оставь его в покое, ты же видишь, он идиот, – снова заговорил Батист. Блестящие пуговицы не ускользнули от его внимания, и он решил, что непременно их заполучит.
– Вот уж кто идиот, так это ты, – объявила маленькая девочка, похожая на розовощекого эльфа.
– Цыц, мелюзга, вот скажу твоему отцу, что ты кладешь локти на стол.
Отцом Лаванды был Манфред, и она мгновенно убрала локти со стола. Но безупречные манеры – увы! – никогда не одарят ее изяществом, от природы присущим Эмили. Ничего не поделаешь с носиком-уточкой, оттопыренными ушками и щечками будто у хомяка.
– Говорят, ты приехал из Бержерака, – продолжала светскую беседу Эмили, словно не слышала Батиста.
– Ага, – снова выдавил Лисандр с несчастным видом.
– Он идиот. Убедилась? – настаивал Батист, передернув плечами. – Спорим, он и языка нашего не знает!
– А на каком языке говорят в Бержераке, тупица? – засмеялась Лаванда.
– Надо же, наша крошка умнее всех! Надеешься, хотя бы чужак обратит на тебя внимание? А почему он вообще здесь оказался?
Батист повернулся к соседу Флориану, который посмеивался, уткнувшись в тарелку.
– Лично я думаю, что семья постаралась от него избавиться. А ты как думаешь?
– Похоже на то, – пробормотал Флориан, едва приоткрывая ротик сердечком.
– Правда? Принц привез нам жалкие отбросы.
– Ну-у, – промычал Флориан, покраснев до корней очень светлых волос.
С первого школьного дня Флориан чувствовал, что Батист способен раздавить его, как клопа, и решил стать его тенью, его эхом. С тех пор он ни разу не высказал вслух, что думает на самом деле. Зато без тревог засыпал по ночам.
– Мы так и не знаем, как тебя зовут, – с милой улыбкой продолжала Лаванда, подвигая Лисандру корзинку с хлебом, изрядно опустошенную Батистом.
Сама она не представилась, потому что цветочное имя зачастую вызывало смех. Ее так назвала мама, у отца фантазия отсутствовала напрочь.
– Лисандр, – с трудом выговорил мальчик.
– Лисандр и Лаванда! Просто созданы друг для друга! Сейчас мы их поженим, – издевался Батист.
Лаванда вспыхнула. Довольный обидчик потирал руки.
– Уймись, Батист! – сердито одернула его девочка.
Шестое чувство Манфреда тут же сработало, он услышал дочь с другого конца залы и знаком приказал вести себя потише.