– А Матильда? – спросил Тибо.
– Матильда больше никогда сюда не придет, ваше величество, – ответил Шарль.
– Никогда?
– Никогда, сир.
Мажордом рассадил всех и встал позади королевы.
Прислуживать за столом не входило в его обязанности, но Тибо не желал других посредников между кухней и своей тарелкой, поэтому Манфред лично подавал ему еду.
– Она дома? – спросил Тибо, искренне встревоженный состоянием прачки.
– Да, сир.
– Кто-нибудь помогает ей?
– Нет, сир. Она предпочитает быть одна. – И по своему обыкновению тут же изрек назидательно: – Одиночество – наш самый верный друг.
Недоумение Эмы возрастало с каждой минутой. Зачем поставлен прибор для Матильды, если она не собиралась приходить? И почему, собственно, «никогда»?
Чтобы поддержать беседу, Эма, сама того не зная, задала бестактный вопрос, наихудший из всех:
– У вас есть дети?
Шарль и Тибо обменялись странным взглядом и ответили одновременно.
– Нет, – сказал Тибо.
– Да, – сказал Шарль.
Повисло неловкое молчание, потом Тибо дал невразумительное объяснение:
– У них есть дочь, но она не живет во дворце.
Смущенная Эма посмотрела на Шарля, тот уставился в свою тарелку, положив обе руки на стол – в них въелась угольная пыль, пощадив лишь ногти. Трудно было понять, что Шарль видел в куске пирога. Когда Манфред склонился к нему, наливая вино, кузнец вздрогнул.
Необычный ужин. Король Тибо, прежде оживленный и общительный, нем как рыба. Было слышно, как нож входил в масло, а ложечка – в ванильный крем. Гость и хозяин за вечер обменялись лишь двумя-тремя незначительными словами. К тому же непонятно, зачем понадобилась столь торжественная обстановка. Эма потом потребовала у Тибо объяснений, но тот притворился, что спит. На следующее утро Тибо поднялся ни свет ни заря и отправился к Лисандру до начала уроков, можно подумать – нарочно, чтобы не встретиться с Эмой.
Тибо часто упрекал себя в том, что мало занимался мальчиком. Он бы еще острей чувствовал вину, если бы знал, как тяжко приходилось Лисандру в школе. Все знали, что Лисандр – сирота, случайно подобранный в Бержераке. Но почему он спал в детской принца? Почему слуга, здоровенный детина, ходил за ним по пятам? Что в нем такого особенного, чего нет у других? Обыкновенный голодранец! Нищета, в которой вырос Лисандр, будто приклеилась к нему. Он выглядел неопрятным и болезненным. Читать научился быстро, а вот считал плохо: складывал медленно, вычитал неправильно, делить и умножать совсем не умел. Когда писал, пачкал пальцы в чернилах. Когда перетягивали канат, его не брали в команду из-за худобы. Стоило ему открыть рот, Батист хохотал над его акцентом. На переменах он получал толчки и щипки. Лисандр был так растерян, что всегда отвечал невпопад, поэтому над ним смеялись еще громче. День начинался одинаково.