Тибо был смущен, едва держался на ногах. Обняв Эму за талию, он ощутил в руке огонь, который побежал к плечу, разгорелся в груди. Тибо испугался, что залу затопит яркий неземной свет, хлынет со всех сторон и переполнит ее нестерпимым счастьем, от которого засветится даже старушка-графиня. Ожидание и страх, что это вот-вот случится, парализовали Тибо. Он замер и не мог сдвинуться с места. Как в тот день, когда «Изабелла» оказалась в сердце циклона.
Тибо не забыл тот день. Холодный неподвижный воздух. Цилиндр из волн и ватных туч сжимался вокруг шхуны все теснее. «Изабеллу» подняло вверх на неимоверную высоту, и вдруг он увидел над ней окно в голубое небо. Смерть. Нет. Жизнь. Положив руку на талию Эмы, Тибо понял: нет разницы между сердцем циклона и танцем.
А Эма почувствовала: пришла ее очередь помогать принцу, – и она увлекла его за собой в мягкие волны музыки. Ее глаза сияли, и Тибо убедился, что был прав – они изумрудно-зеленые. Эма танцевала с чарующей грацией. Возможно, даже слишком чарующей. Она обволакивала его плавно текущими движениями, словно сверкающей паутиной, в которой ему отводилась роль мухи. Мало-помалу Тибо оттаивал, и ему даже удалось произнести три слова:
– Простите меня, Эма.
– За что, Тибо?
– Придворные балы… ужасны. Я всерьез прошу у вас прощения.
– Вы непохожи на этих людей. Здесь нет ничего, что пришлось бы вам по вкусу.
– А меренги?
– Уверена, вам больше понравится фаршированный гусь.
Но вкусная еда уже потеряла для них всякую прелесть. Они отдались танцу. Оказалось, что они замечательная пара. Эма забыла о том, что у нее нет будущего, забыла об усеянном шипами прошлом. Много страдавшие люди умеют отдаться мгновенному счастью, и Эма жила танцем, словно ничего не было прежде и не будет после. А Тибо вдруг превратился в искусного танцора и невежливого принца. Он знал, что ему придется заплатить за пренебрежение придворным этикетом, знал, но не хотел знать.
Они протанцевали всю ночь, и всю ночь король Сириеза косо на них посматривал, поглаживая круглое брюшко. Он пригласил наследника Краеугольного Камня, чтобы поговорить о делах и заинтересовать его одной своей юной родственницей, весьма выгодной партией. Но успел сказать Тибо лишь одну фразу, когда они прощались:
– Надеюсь, наш праздник порадовал вас и ее тоже?
Король с красным, лоснящимся от пота лицом говорил сердито.
Всю обратную дорогу Тибо повторял про себя его слова. Ему казалось, что колеса кареты тоже их повторяют, что они доведут их до ушей отца и Совет набросится на него с упреками за то, что он испортил отношения между Сириезом и Краеугольным Камнем… Убегая от этого гвалта, Тибо обратился к Эме: