– Жену, ее зовут Эма Беатрис Эхея Казареи.
Жакар недобро усмехнулся:
– Жена с темной кожей, Тибо? Ты случайно не ошибся?
– А ты случайно не ошибся местом, Жакар?
– Ты умеешь считать до двенадцати?
– Я коснулся земли Краеугольного Камня вчера после полудня, – сказал Тибо, вспомнив острые камни, за которые они зацепились абордажными кошками.
Жакар оперся подбородком на руку и пытливо вгляделся в лицо брата.
– Ты лжешь, – заявил он, помолчав. – Никто не видел тебя ни с плато, ни с вершины Френель. С вершины Френель все видно.
– Есть другой путь.
– Никто не ходит другим путем.
– Это ты так думаешь.
Жакару всегда нужно было вертеть что-то в руках. Он положил скипетр на колени и катал его ладонями туда и обратно. Олицетворение власти, жезл из черного дерева с серебряными нарезками, увенчанный головой лисы из нефрита. Объявляя указ или свое решение Совету, король должен был обязательно держать его в руке. Безразличие, с каким Жакар обращался с драгоценным символом королевской власти, говорило, как он будет править – ужасно.
– Что ж, расскажешь о своих приключениях Совету, – решил Жакар. – Старички еще спят после коронации. Дадим им спокойно позавтракать и соберем всех в полдень. Не забудь обуться, если не хочешь показаться бродягой.
Совет… Тибо не поверил собственным ушам. О десяти мудрых старцах, которых так тщательно выбирал себе в советники Альберик, Жакар говорил как о младенцах, для которых был отцом и благодетелем. Быть того не могло, чтобы умудренные сединами люди в одно мгновение переменились. Жакар зевнул, показывая, что разговор ему наскучил.
– Мой завтрак готов, я проголодался. Пошли, Стикс.
Он встал, собака тоже вскочила. Тибо заметил, что на поясе Жакара нет королевского кинжала. Корона с гранатами, скипетр и мантия, но не кинжал.
– Где кинжал?
– О чем ты?
– Ты украсил себя всеми атрибутами власти, кроме кинжала. Ты его продал?
– Ай-ай-ай, Тибо. Ты постоянно меня в чем-то подозреваешь. Уходи, или я позову стражу.
– Ты мне не указывай!
Жакар больше не сказал ни слова. Он отряхнулся, словно одежда на троне запачкалась, и вышел из залы первым.
Тибо, избегая нежелательных встреч, повел Эму дорогой, по которой редко ходили, – по мосту, повисшему между небом и землей, через заброшенную башню, по черной лестнице. Но, где бы они ни шли, глаз радовали цветы, плитка, лепнина, окна, сияющие на солнце, как бриллианты. Сонная тишина, благоухание лаванды. Все сияет чистотой, натерто до блеска, прекрасно пахнет – до того совершенно, что кажется миражом. И Эме, привыкшей быть настороже, почудилось, что за этим благолепием кроется что-то недоброе.