Когда мы в аэропорту стояли в очереди перед стойкой регистрации, Халид зачем-то полез в свой кейс.
— Верена, подержи, пожалуйста, мои документы.
Я из любопытства заглянула в его паспорт, которого никогда не видела. Увидев слово «шейх» перед его фамилией, я ухмыльнулась. «Ох уж эти арабы, — подумала я весело. — Сами награждают себя титулами…»
— Халид?…
— Что, Верена?
— Почему у тебя тут написано «шейх»?
До меня действительно не сразу дошло, в чем дело.
Халид обернулся, прижал палец к губам и ухмыльнулся:
— Ну вот, теперь ты все знаешь.
— Что — «знаешь»? Ты что, шейх?…
Он, смущенно оглядевшись по сторонам, сказал:
— Верена! Пожалуйста, не так громко.
— Нет, этого не может быть… — Я смотрела на него, раскрыв рот от изумления.
По его улыбке и гордому блеску в глазах я поняла, что он искренне наслаждается произведенным эффектом.
— Халид, ну скажи мне всё-таки, давно у тебя этот титул? И почему ты не счел нужным говорить мне об этом?
— Я родился шейхом.
Я недоверчиво прищурилась. Я не знала, злиться мне или смеяться. Но дальше было ещё занятнее.
— Понимаешь, Верена, это как раз одна из причин, по которой ты мне так безумно дорога. Потому что ты всегда любила меня таким, какой я есть, — просто Халидом.
Я окончательно лишилась дара речи. Какая наглость — так меня недооценивать! Как будто от этого могло что-нибудь измениться. Я молча качала головой. Тем временем он извлек из кейса ещё одно доказательство — второй заграничный паспорт. «Diplomatic Passport», — прочитала я. Очень мило! Браво.
Постепенно в моей голове один за другим растворялись в воздухе многочисленные вопросительные знаки, столько лет не дававшие мне покоя.
Через два месяца я сидела в самолете, вылетавшем в Каир. В Египте нам предстояло впервые какое-то время жить вместе, как супружеской паре. Как я поняла позже, это должно было стать для нас чем-то вроде испытательного срока.
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ДОЛИНЕ НИЛА
Декабрь 1989 года
До отъезда оставалось ещё две недели, но я уже приволокла в комнату свой огромный чемодан, чтобы он постоянно напоминал мне о Халиде.
Неужели через десять лет тоски и боли мы и вправду обретем друг друга? Это не укладывалось у меня в голове. Чем больше я думала об этом, тем больше волновалась и тем меньше спала по ночам. С каждым днем я все больше убеждалась в том, что не могу избавиться от своих греховных мыслей. Я была просто одержима желанием, чтобы этот миг поскорее настал.
В тот день перед стойкой регистрации в аэропорту Цюриха я думала, мои нервы не выдержат напряжения. Слишком уж сосредоточенное выражение лица оператора, впившейся глазами в монитор, встревожило меня. Наконец она опять забарабанила пальцами по клавиатуре, опять наморщила лоб и с досадой покачала головой. Что все это могло означать? Мой чемодан все ещё неподвижно стоял на ленте транспортера. Запас моего терпения постепенно истощался. «Черт побери, тут что-то неладно», — подумала я.