Наконец выступление началось. Зазвучали барабаны, флейты и гармошки. Наш танцор, в синей джа-лабидже, босиком, с палкой в руке, под унылую мелодию плавно двигался, имитируя поступь верблюда. На губах его играла улыбка. От него исходило какое-то первобытное, магическое обаяние. Мужчины восторженно гудели и подбадривали танцора. Вскоре все вокруг уже просто падали от хохота. Через некоторое время по залу пронеслась его партнерша. На ней был шелковый голубой наряд с золотыми орнаментами и цепями на бедрах. Легкая, как газель, она грациозно вплелась в танец своего мужа. Музыка вдруг стала резко набирать темп. Француженка в экстазе крутила бедрами. Взгляды зрителей застыли, как под гипнозом. Все жадно вбирали в себя это зрелище, не в силах оторвать глаз от бьющейся в конвульсиях белокурой светлокожей женщины. Когда её тело несколько минут подряд вибрировало, как пружина, гром аплодисментов стал усиливаться, пока ритм танца постепенно не уподобился мягкому, упругому дыханию ветра над барханами. Оба танцора вновь виртуозно сплелись в единое целое и продолжили танец.
Потом они вдруг принялись так настойчиво зазывать зрителей на свои «подмостки», что через минуту почти все кресла опустели. Халид не поддался на их агитацию. Когда пригласили на танец меня, я посмотрела на него в ожидании помощи, но это не помогло: мне пришлось выйти в круг.
А поскольку женщины было в явном меньшинстве, то я оказалась в самой гуще кавалеров. Меня подхватывал и кружил в танце то Ибрагим, то Набиль, то кто-нибудь чужой. Вскоре я поборола в себе смущение и заразилась общим весельем. Айлин тоже веселилась от души и залихватски крутила бедрами под бешеные ритмы. Атмосфера становилась все более непринужденной, никто и не думал идти спать.
Вдруг я перехватила мрачный, исполненный ревности взгляд Халида, который со стаканом виски в руке сидел в стороне. С тяжелым сердцем я вернулась на место, терзаясь угрызениями совести. Я молча погладила его руку и ласково улыбнулась ему. На долю секунды мне показалось, что он собирается грохнуть стакан об пол. Но он допил виски и поставил стакан на столик. Уголки его губ сложились в улыбку, однако я знала, что этой улыбке доверять было нельзя.
— Халид, пойдем спать, твоя жена устала, — сказала я, все больше проникаясь тревогой.
— Что ты говоришь! — рассмеялся он искусственным смехом, отвернувшись к танцующим.
В этот момент подошла Айлин.
— Вы меня извините, если я вас покину на пару минут? — сказал Халид и, поднявшись, сел за столик к мужчинам. Я видела, что виски ему не пошло на пользу. Он ведь вообще не привык к алкоголю. Мне вдруг пришло в голову, что у него кроме обыкновенной ревности могла быть и другая причина напиться. Может, он только теперь до конца осознал смысл того, что ему говорил имам. Рано или поздно он должен был вступить в конфликт со своей совестью, с Богом и со всем светом — он, честный, правоверный мусульманин.