Тихий ритмичный шум моря, судорожные крики фазанов — все это вдруг вызывает во мне острый приступ тоски. Я вдруг ощущаю чудовищную, непреодолимую жажду действий. Она просто раздирает меня изнутри. Но что это такое, я не могу понять. Кому неизвестно чувство, когда едешь один в машине и по радио вдруг звучит какая-нибудь песня — «Дайр Стрейте»[5] или ещё кого-нибудь, кто тебе особенно близок, — и твое сердце сразу же просто разрывается от тоски?
— О чем ты опять задумалась, дорогая? — слышу я вдруг голос Франца.
Я вздрагиваю и поднимаю голову. Наверное, у меня на губах играла мечтательная улыбка. То, что фантазия на тему индейки в кухне Халида не вызовет в душе моего мужа бури восторга, ясно как божий день. Ну что ж, это были всего лишь грезы, и я стираю их из памяти. В конце концов, тема «Халид» — табу, и точка.
— Милый, мне пора на теннисный корт.
— Погоди, я что-нибудь наброшу и провожу тебя.
Когда мы рука в руке медленно идем через парк, в окружении павлинов с распущенными хвостами, под громкие крики птиц, на меня снисходит просветление. Я внезапно, словно меня кто-то крепко встряхнул, осознаю, что меня и шейха Халида связывает тайна.
Нечто, о чем мои уста не в силах больше молчать. Нечто болезненное, возбуждающее и пьянящее.
КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ
Торквей, 1979 год
В Торквее, сонном портовом городишке на южном побережье Англии, моросил летний дождь, когда в него въезжал арабский шейх Халид. У молодого студента, предки которого вошли в историю как борцы за свободу бывшего пиратского гнезда Джульфы, были честолюбивые планы на будущее. Чтобы начать учебу в Соединенных Штатах Америки, он должен был сначала выучить английский язык. Одному Богу известно, как его угораздило остановить свой выбор на ядерной физике. Я так и не узнала этого. В Дубае до сих пор нет никакой возможности сделать карьеру по этой специальности, не говоря уже о восьмидесятых годах.
Однако начнем так: «Прости меня, Халид, я должна тебя предать».
Занятие уже началось, когда в дверях вдруг возникло незнакомое лицо со смущенной улыбкой на губах: Непокорные кудри искрились дождевыми каплями — юного студента, казалось, только что, как фикус, полили из лейки. Весь класс рассмеялся. Мистер Коллинз вытянул шею в направлении двери и крикнул:
— Good morning, come in. You might be Khalid, aren’t you?[6]
С видимым облегчением — оттого, что преодолел первое препятствие, — Халид бин Султан аль-Рашид вошел в класс. Мистер Коллинз указал ему на свободное место и попросил его представиться группе. Это было далеко не последнее испытание Халида. С этого момента жизнь серьезно взялась за его воспитание.