— Ммм, как вкусно пахнет! Сейчас отгадаю — это, наверное, карри.
Маттар бросил на меня недоверчивый взгляд.
— Откуда ты знаешь? — сурово спросил он.
— Определила по запаху.
— Вот как. В Швейцарии ведь, кажется, не употребляют карри?
Меня смутил этот недоверчиво-враждебный тон. Какая муха его укусила?
— Маттар, что с тобой? Я что-нибудь не так сказала?
В его глазах вдруг вспыхнул какой-то сатанинский блеск.
— Вы, западные женщины, разъезжаете по всему миру, прыгаете из одной постели в другую… — разродился он наконец.
Он что, с ума сошел? Мы, кажется, говорили о карри — при чём тут это? Мысли мои разбежались.
— Маттар! Опомнись. Это же чушь собачья!
Он, язвительно усмехаясь, втянул губами в рот ягоду клубники. Я изо всех сил старалась сохранить самообладание и не обращать внимания на его ужимки.
— Послушай, может, кто-то из «западных женщин» именно так и ведет себя, но ведь не все же.
— Все.
— Значит, по-твоему, я тоже такая?…
Он отвернулся и, возведя глаза к небу, пробормотал уже менее решительно:
— Конечно такая.
Я даже рот раскрыла от возмущения. Да как он смеет так оскорблять меня? Какое-то мгновение я не знала, то ли мне расплакаться, то ли расхохотаться. Можно ли такие вещи вообще принимать всерьез?
— Маттар, я надеюсь, ты меня пригласил сюда не для того, чтобы оскорблять?
Он молчал, отвернувшись к бассейну.
— Да… Я была о тебе лучшего мнения.
Он взял абрикос из вазы, поднялся и посмотрел мне прямо в глаза:
— Забудь все, что я сказал. Ты не такая, Верена. Похлопав меня по плечу, он исчез в кухне.
Я задумалась, глядя на ковер и обводя глазами линии узоров. Что я опять такого натворила? Купалась в одном бассейне с мужчиной? Абдул ведь не был нам совсем чужим. К тому же я ведь не виновата, что он тоже решил выкупаться. Похоже, образ грязной, развратной западной женщины так прочно укоренился в сознании Маттара, что спорить с ним было бесполезно. От таких предрассудков не излечивают за один день. Тем более голыми словами. Если арабы представляют нас себе такими, ничего не поделаешь.
И все же я любила эту страну и этих людей.
Из кухни послышалось звяканье посуды. «Странно, — подумала я. Это похоже на некий примирительный жест». В доносившихся звуках не слышалось ни злости, ни раздражения. Может, это интермеццо было всего лишь «испытанием на прочность»? Я всё-таки не могла себе представить, чтобы Маттар считал меня женщиной легкого поведения, кокоткой. Иначе бы он давно уже оказал мне совсем другие знаки внимания. Я переступила через свою досаду и решила предложить хозяину помощь. Я осторожно, почти бесшумно приблизилась к кухне. Он, скорее всего, заметил меня краем глаза, но не подал вида.