— Мы подумали, что вам нужен телохранитель, мистер профессор. Когда вы одиноко ходите на пляже. Он уже большой, четыре месяца. Пока вас искали, он рос в ожидании. Чистокровный лабрадор. Думали, как назвать, но предоставили вам.
А как его назвать? Если телохранитель? Спецназ? Звучит не по-собачьи.
— А он кобель?
— Самый наилучший. Его отец перекобелял всех лабрадорских сук. Почти.
«Перекобелял»! До чего же богатый язык у Джаспера.
— Пусть будет Омон.
— Красиво. А это что — турецкое имя?
Богатый русский язык у Джаспера — но все же не до тонкости.
Позвонил ректор и предложил пожить в гостинице за счет университета — пока не прилетит ко мне жена. Но я отказался. И заспешил домой. Заспешил, замечая за собой, что «домой» означает для меня не петербургскую трущобу, а здешнюю резиденцию. Не хотелось думать, что временную.
Профессор Мак меня подвез. На обычном месте стояла собака в позе священной коровы. Но я больше не завидовал втайне неизвестному ее хозяину: у него ньюфаундленд, а у меня — лабрадор. До чего же в Канаде собаки географические. Омон тонко, по-щенячьи облаял коллегу.
С наслаждением бродил я по простору нашего прибрежного замка. Зажаривал наконец себе гречневую кашу — почти научился от жены — и затапливал камин. Погулял бестрепетно по пляжу. Оксан здесь, в Галифаксе, не замерзает, да и снежок присыпал пляж только для приличия. Омон в полноте жизни протаптывал снежок до песка.
По пляжу промчалась машина и резко затормозила около самого меня. Я сумел не вздрогнуть.
Вышла Лилиан.
— Здравствовать тебе! Ты испугался налет машин?
— Нет, — слегка соврал я.
Потому что все-таки немножко да.
— Очень рада счастлива есмь.
Далось ей спряжение глагола «быть».
Она подошла и поцеловала целеустремленно в губы.
Было из-за чего — после стольких тревог. Но я постарался, чтобы поцелуй остался тревожным, а не любовным.
Хотя далось с трудом.
Омон, не признав в ней похитительницу, прыгал и лизался.
— Очень боялась тебя стрелять.
Конечно, Лилиан боялась, что меня застрелят другие — не она.
— Теперь ты можешь второй жены? Когда одна уехать есть? — с прямотой феминистки.
Трудно отказаться от юной и прекрасной, похожей на всех манекенщиц мира.
Но я каждую минуту помнил, что пятидесятилетний муж двадцатилетней жены — смешон. Да и любовник тоже. Кто не видит себя со стороны — исполать им. Можно гадать, присутствует во мне что-то внеземное или нет, но я есть я — и уж это совершенно точно. Аз, так сказать, есмь — и все тут.
— Нет. Двоеженцем я не буду. Да и приедет она завтра.
Или послезавтра, забыл я добавить.