Порнография позапрошлого века никак? А чего? Кайф! Лежишь и рассматриваешь!
— Известный художник? Оригинал?
— Посредственная копия «Турецкой бани» Энгра. Художник неизвестен. Скорее ремесленник, чем художник.
— Смотри, осыпается! Жалко, пропадет. Хоть и ремесленник, а смотрится шикарно! — Он ухмыльнулся. — Как раз для спальни. И кровать королевская.
Он стал перед гигантских размеров деревянной кроватью, небрежно прикрытой выцветшим гобеленовым покрывалом.
— Он здесь спит? — спросил.
— Наверное. Мне кажется, он редко бывает здесь.
— А почему не продаст? Карл говорил, налоги у вас сумасшедшие.
— Не знаю. Наверное, лень. Он говорит, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на всякую ерунду.
— И на что же он тратит свою жизнь?
— Раскапывает раритеты и продает.
— Где же он их раскапывает?
— В лавках старьевщиков, на блошиных рынках, аукционах… Даже на своем чердаке. Везде.
— Тебе здесь не страшно одной? — Он смотрел на нее с улыбкой.
Она пожала плечами. Она все время пожимала плечами, похоже, он озадачивал ее. Он притянул ее к себе, обнял.
— Не нужно… — Она попыталась вырваться.
— Ну-ну, мы же не чужие… ты же тоже хочешь… — бормотал он, срывая с нее блузку. -
Помнишь, как мы сходили с ума… помнишь? Я все помню! Ты любила, чтобы я…
— Игорь! Перестань!
— Глупая, мы снова вместе… Сейчас, сейчас… — Он впился в ее рот, продолжая торопливо стаскивать с нее блузку.
…Кровать затрещала под их телами. Женщина слабо застонала.
Они целовались, глядя друг дружке в глаза… как когда-то. Кровать трещала угрожающе.
— Она не рухнет? — прошептал он. Она рассмеялась, прижимая его к себе. Он почувствовал ее ногти на своей спине.
— Что ты со мной делаешь, Ленка! Помнишь, как мы… Мне ни с кем так не было… честное слово!
Он бормотал бессвязно, лаская ее, такая была у него привычка…
Последнее судорожное движение, хриплый выдох мужчины, всхлип женщины… и оба замерли…
Лежали, рассматривая обнаженных женщин на потолке, держались за руки, выравнивали дыхание.
…Они сидели в библиотеке. Она, с красными точками на скулах, взъерошенная, с незастегнутой верхней пуговкой на блузке, с раздувающимися ноздрями, не глядя на него. Он же смотрел на нее с улыбкой. Если спросить его, что он сейчас испытывал, он бы затруднился с ответом. Удовлетворение, пожалуй. Не только физическое, нет, а скорее моральное — она раскрылась! Он заставил ее признаться, что она помнит, готова на все, и стоило ему только щелкнуть пальцами… Даже похорошела — видать, давно без мужика. Он усмехнулся: на королевской кровати! Под голыми бабами! Чертова кровать так шаталась и трещала, а люстра раскачивалась еще несколько минут после… Они лежали, разбросав руки, а люстра моталась над их головами, и по стенам бежали черные тени. А на потолке голые бабы… Он сказал: