Гелька замолчала, закрыла глаза и тяжело задышала, как после забега на длинную дистанцию. Я в шоке не могла поверить в то, что она говорит, в моей голове не укладывались ее слова, а в душе все будто умерло. Я осторожно опустилась на стул и случайно наступила на осколок пепельницы, он звонко хрустнул, заставив Гельку вздрогнуть и открыть глаза.
— Ты представляешь, Люська, что значили для меня его слова? Ты можешь понять, что я испытала? Он меня предал — так предал, что я растерялась. Он меня убил этим — я ведь ему верила, думала, что он хоть как-то поддержит, что-то скажет — мол, не переживай, разберемся. У него ведь мать — гинеколог, а он… Он просто открестился от меня.
Я не знала, что сказать. Все это было так ужасно и так больно, что я даже на миг забыла о самой первой фразе, сказанной Гелькой. О том, что это она убила Влада.
— Вот ты рыдала тогда, когда он тебя бросил, — помнишь? Так ты была взрослая, самостоятельная — а я? Мне было восемнадцать лет, у меня такая мамаша, что врагу не пожелаешь, я домой боялась идти… А Стрыгин меня отпихнул, как подзаборную дворнягу, — сама разбирайся, я ни при чем тут. Вытолкал за дверь и спокойно вернулся к своей Наташке.
Она снова замолчала. В стекло отчаянно билась огромная муха, создавая столько шума, что мне казалось, будто я сейчас оглохну от этого.
— И… что было потом? — с трудом вывернула я.
— Потом… а потом я наглоталась таблеток и чуть на тот свет не отправилась, — почти спокойно ответила Гелька. — Но мать рано с работы пришла, вызвала бригаду.
Ей потом в больнице сказали, что я беременна. Но она, видно, так испугалась, что даже не стала орать на меня, когда пришла. Только все допытывалась, кто отец, но я промолчала. Аборт оказалось нельзя делать — у меня с кровью что-то. В общем, так родился мой Коляня. Но от таблеток этих проклятых там что-то не так пошло, и родился он глухим и слепым, вот так вот, — Гелька вдруг всхлипнула, уронила голову на сложенные на столе руки и расплакалась.
У меня отчаянно колотилось сердце, готовое пробить грудную клетку и вырваться вон. Я облизала пересохшие губы и потянулась к большой бутылке минеральной воды. Жадно выпив стакан, я снова налила воду и поднесла рыдающей Ангелине. Та ухватила стакан двумя руками и, цокая зубами, стала пить.
— Люська-Люська, я ведь только тебе об этом рассказываю, никто не знает, даже муж… Коляню мама воспитывала, уехала с ним в деревню, от соседских глаз подальше. А я вышла замуж, начала ей деньгами помогать и все тряслась — как бы Иван не узнал, как бы не спросил, зачем это я к маме каждую неделю в деревню мотаюсь, да со мной не увязался. А Коляне лекарства нужны, слуховой аппарат, врачи-реабилитологи, его ж нужно было учить разговаривать, а это только специалисты могут… И еще я постоянно опасалась, что Иван вдруг захочет детей. Но ему, к счастью, это не нужно было, у него и так трое по разным городам, настрогал, как папа Карло, всем помогает. А потом я наткнулась на Стрыгина. И этот гад повел себя так, словно ничего не случилось. Не спросил, не поинтересовался… А сразу к делу — мол, Гелька, а сведи меня с мужем, он же строитель, пусть поможет мне с клиникой. Представляешь, какой циник? Весь холеный, лоснящийся, при деньгах, при жене, при детях! А мне всю жизнь угробил, я настоящей истеричкой стала от этого бесконечного вранья и переживаний за Коляню, — Гелька нервно прикусила нижнюю губу и замолчала. Ее глаза выдавали то, что творилось в этот момент в ее душе — она ненавидела Влада сильнее, чем когда бы то ни было, потому что воспоминания о нем снова заставляли ее переживать неприятные моменты.