— Что ты! Это же нежно так. Смолистые доски и черные штришки по стволикам. Естественно и нежно. Старик же это понял. Смотри, он нигде кору на ножках не тронул, даже белая пыльца на спинке.
Я бросила «Огонек» на круглое сиденье, и его синяя обложка рядом с берестой стала холодной и густой.
— Правда, стиль выдержан? Юрка! А почему он такие сделал?
— Я сначала сам строгал. Он все смотрел, сидел в сторонке, курил.
— Ты фуганком-то сучки не сбивай. Шуршепком сначала.
У него там в углу стояли березовые заготовки для граблей. Я из них напилил ножки, хотел тебе сюрприз сделать. Когда начал вколачивать ножки, он ко мне ближе подвинулся.
— Ты что, ножки прям так, что ли?
— Да.
— А ты не ленись. Построгай. А то шелованишь что-то.
— Нет, батя. Жена это у меня… Колхозники из раймага круглые столы везут, а ей они не нравятся. Она мне вот такую табуретку заказала. Я же ему не врал? — Юрка сидел на чемодане, прижавшись щекой к дужке кровати. — Не врал же? — Сдавленная кулаком складка почти закрыла глаз, отчего улыбка его была насмешливой. — Она у меня, дед, хочет быть сибирячкой. Только вот… Не хочет покупать мебель в магазинах.
Тут я перестарался. Ножкой доску расколол. Бросил и хотел уйти.
— Может, ты, дед, сделаешь, а? Я заплачу.
— Жена-то у тебя откуда? Городская?
— Ну да.
— Ишь ты!
— Ну и вот… Упивайся. Угодил?
Юрка стал заворачивать шерстяные носки на ботинки. Колхозники называют его лыжные бахилы ЧТЗ. «Добро. Никогда не сотрутся. Только протекторы меняй, чтобы не буксовали».
— А три рубля Самоша не взял. Говорит — неси так, это я не за деньги делал.
Юрка поднялся и пошел в другую комнату, начал долбить в ведрах лед. Я представила, как Юрка пьет. Дном кружки продавит тяжелую воду, зачерпнет — вода уйдет в ледяное окошечко, а лед посветлеет. Кружку боязно подносить к зубам. Я содрогнулась.
Юрка пьет такую воду каждое утро перед завтраком. Говорит — для профилактики от ангины. Я села на стул. Юрка вернулся, но не вошел, а, опершись расставленными руками о косяки и наклоняя голову, рассматривал меня.
— Так… На моей жене модные брючки. Неотесанность березовых жердей подчеркивает… И этот стул не опрощает, — наоборот… Типичный снимок рижского журнала мод…
— Что бы ты понимал…
— Ну, а какова целесообразность именно таких стульев в этой избе? Объясни…
— Юрка. Красиво же!
— Катя. Ну что ты… Просто модно. Кафе необработанными камнями оформлять, витрины необрубленными корнями. И вот… Видишь? Стихия… Ты как-то говорила о независимости своего вкуса.
— Знаешь, Юрка, это ужасно. Ведь ты сам радовался этим стульям. Я видела, какой ты был, когда их принес. Зачем же сейчас все испортил?