— Греби! — командует Джейми, но мои ноги так окоченели, что вряд ли согнутся в коленях. — Греби, ты, ослица.
— Кого это ты назвал ослицей? Сам ты осел.
— Нет, ты. Упертая, как сто чертей. Греби!
— Боров.
— Дохлая рыбина.
— Жалкий цыпленок.
— Не трать воздух, — тяжело выдыхает он. Его ноги длиннее и мощнее моих, поэтому он замедляется, чтобы подстроиться под мою скорость, иначе мы начнем плавать по кругу.
За спиной нарастают вопли, в считаные секунды ставшие пронзительнее и отчаяннее.
— Не смотри, — говорит Джейми. — Продолжай грести и не оборачивайся.
Перед глазами встает образ преподобного Пригга, который с огнем в очах громовым голосом вещает с кафедры о спасении праведных Господом. Но если все так и есть, почему эти люди — большей частью бедные иммигранты, как и мы, — сейчас кричат так, что звезды в небе бледнеют?
Снова слышится скрежет металла, и новый всплеск поднимает очередные волны. Должно быть, только что вторая дымовая труба рухнула вслед за первой. Значит, остались еще две. Только две.
Я зажмуриваюсь, сосредоточившись на движении ногами.
Когда я сделала свой первый вдох, нас было четверо: мама, Ба, Джейми и я. Цифра «четыре» произносится как «смерть», но Ба зажарил пару молочных поросят, чтобы отпраздновать наше рождение. После того как мама попробовала их, она заявила, что готова родить Ба еще пару близнецов, если ей снова подадут такое угощение. Нас было четверо, а теперь двое.
Не успели мои внутренности перестать сотрясаться мелкой дрожью после падения второй трубы, как раздался новый звук, ужаснее прежнего. Скрежещет металл, ему вторит треск ломающегося дерева, бьющихся стекла и плитки, и все это смешивается в чудовищную какофонию. Кажется, будто какой-то великан схватил корабль и согнул посередине, пытаясь разломить пополам. Я вся застываю — мышцы, кровь, дыхание.
Прижавшись щеками к доскам, мы с Джейми с ужасом смотрим друг на друга. И тут я замечаю, что его щека измазана чем-то красным, а на голове вздулась шишка.
— Джейми, у тебя кровь.
— Меня что-то ударило, когда упала первая труба. Не волнуйся, я прикладываю холодное.
— Не смешно. Тебе нужна медицинская помощь.
— Я непременно позвоню доктору, как только доберусь до телефона.
Огни гаснут, и я с удивлением слышу собственные всхлипы. На этот раз они не загорятся снова. Похоже, что великан сжал руки в кулаки и лупит ими по поверхности воды, как выпивоха, требующий свою кружку. Вода кружит нас, тянет назад.
Джейми снова принимается бить ногами.
— Я не могу… Не могу… — выдыхаю я.
— Можешь… еще… чуть-чуть.
Я шевелю ногами, гадая, можно ли замерзнуть в середине движения. Сосредоточиваюсь на счете — ят-йи-сом, ят-йи-сом — снова и снова про себя.