— Все хорошо, матушка. Мы, должно быть, налетели на волну.
— Должно быть.
Янтарные глаза матери Эйприл обегают меня взглядом, вспыхивающим при виде платья с журавлями. Она разводит свои короткие пальцы, словно ждет, что знакомство рухнет ей прямо в руки.
Взгляд мистера Исмея становится острым.
— Мадам, мы, кажется, еще не встречались. Я…
— Мистер Исмей, до меня дошел слух, что у вас на борту отменный выбор сигар. — Эйприл берет его под руку. — Как может леди заполучить хоть одну из них?
Это сигнал мне. Мое сердце несется вперед быстрее ног, заставляя и их поспешить к суконным дверям, пока театр одной актрисы не оказался закрыт.
Я запираю дверь своего номера и прислоняюсь к ней спиной. Но, не слыша стука преследователей с той стороны, чувствую себя немного нелепо. Вешаю шляпу и пальто, а затем расстегиваю туфли. Мне необходимо внимательнее следить за мистером Исмеем и надеяться, что он не станет делать того же в отношении меня.
Постель взбита и заправлена. На столике стоит корзина с фруктами, среди которых два апельсина, любимых фрукта Ба. Разве не светился бы он от радости, увидев меня здесь? Я представляю, как бы он показывал маме эмблему «Уайт Стар», вышитую на салфетках.
— Посмотри на шитье, Пенни. Это же шелковая нить. Действительно украшает полотно. — Он бы растянул салфетку в своих исчерченных венами руках, рассуждая: — Мы могли бы вышивать монограммы. Людям нравится смотреть на свои инициалы.
А мама бы забрала у него салфетку, и ее широкая улыбка слегка потухла бы.
— Никто не станет использовать салфетки с монограммами. Их не захотят пачкать.
Но в итоге Ба убедил бы ее.
Они бы и подумать не могли, что мы с Джейми будем пассажирами в первом путешествии Букингемского дворца Атлантики. Я падаю в кресло. Почему-то оттого, что мы поссорились на лучшем корабле в мире, только тяжелее. Часть меня хочет найти Джейми, накинуть поводок на его ослиную шею и оттащить на более тучные пастбища, пусть сама я всего лишь самозванка в первом классе. Шансы на то, что он сам найдет путь к этим пастбищам, тают день ото дня.
Я чищу апельсин, с торжеством замечая, что шкурку удается снять одной сплошной спиралью. Яркий аромат поднимает мне настроение, а сочная мякоть приглушает бурчание голодного желудка. Я кладу второй апельсин в настенный кармашек в качестве подношения маме и Ба.
Ба воспитывал в нас внимательное отношение к предкам. Мы регулярно оставляли на его алтаре из тикового дерева подношения в виде пирожков и рисового вина и возносили поминальные молитвы, чтобы умилостивить их в новом доме. Мама, воспитывавшая нас по канонам Англиканской церкви, никогда не присоединялась к нам, но и не возражала. Я полагаю, с ее точки зрения, когда она выходила за Ба, она получала его целиком, а не только части, которые ее устраивали.