– Ну да, отлично подходит к моему носу в этот морозный день.
– Скорее, к щекам. Скажи, когда замерзнешь, и мы пойдем пить глинтвейн.
– После глинтвейна красная шапка уже точно обретет гармонию с носом.
– Обещаю, в кафе будет достаточно тепло, чтобы не сидеть в шапке.
Парк возле Новодевичьего – Берендеево царство – пестрел яркими куртками детей. Белые стены и башни с кружевными завершениями казались взметнувшимся от ветра продолжением снежной глади, купола церквей ярко блестели даже в этот не слишком солнечный день. Трудно представить более типичный старомосковский пейзаж. Меня удивило, что у Макса вдруг появился вкус к таким местам. Возможно, одна из его многочисленных женщин сумела расширить его эстетические горизонты. Свежий холодный воздух был наслаждением после затхлого мирка давно непроветриваемой квартиры Антона. На самом деле, каждый мой шаг, каждый метр нашего маршрута отзывался во мне почти детской радостью. Я не люблю холод, но в тот день морозное покалывание на щеках лишь усиливало остроту ощущений. Покинув парк, мы прошли по улице, застроенной привычными домами советской эпохи, и, как Макс и обещал, оказались в районе, поразительно похожим на предрождественский Нью-Йорк. Каким я его представляю, во всяком случае. Дома из темно-коричневого кирпича, поблескивающие голубыми льдинами стекол, сменялись домами из светлого камня с огромными, расчерченными в клетку окнами, похожими на гигантские плитки шоколада. Импозантные фасады напоминали о фешенебельных кварталах Верхнего Истсайда даже тем, кто никогда не видел их вживую и довольствовался представлениями, почерпнутыми из американских сериалов. Мы вышли на улицу, обрамленную заснеженным парком с одной стороны и роскошным зданием с волнистым профилем – с другой. Нижний этаж занимало кафе, за стеклами огромных окон виднелись силуэты людей, сидевших за столиками. Зрелище было настолько уютным, что мне сразу же захотелось зайти туда, устроиться за таким же столиком и потягивать глинтвейн, кофе… что угодно. Я непроизвольно взглянула на Максима. Он улыбнулся в ответ: «Зайдем?», и его улыбка, открытая и живая, отозвалась во мне теплой волной.
Нам повезло, потому что, пока мы снимали куртки, освободился столик прямо возле окна, один из тех, на которые мы смотрели с противоположной стороны. Наше появление вызвало явный интерес у присутствующих. Дежурно-приветливая улыбка девушки, встречавшей посетителей, сменилась искренней, стоило ей взглянуть на Максима. Пока она провожала нас к столику, он обменялся с ней шутками, и в ответ на дружный смех сразу несколько голов повернулось в нашу сторону. За тем, как мы устраиваемся возле окна, с интересом наблюдала уже чуть ли ни вся пиццерия. Рядом с Максом я всегда чувствовала себя, как на сцене: слишком много внимания он привлекал, ровным счетом ничего для этого не предпринимая. Я тоже получала свою порцию внимания, к сожалению, совершенно иного рода («Ну почему, почему рядом с таким мужчиной оказалась эта серая моль?»). Не смотрите на меня, люди: я и без вас понимаю, что он со мной лишь потому, что ему от меня что-то нужно. Вот только я сама не знаю, что именно.