– И что ты собираешься делать с тем, что узнала сегодня? Наверное, стоит позвонить в полицию? Мужику и так непросто, и подозрения в убийстве, если они не оправданы, превращают его жизнь в адский ад.
– Да, ты прав, надо будет сегодня позвонить Швецову.
Мы с Максом распрощались уже вечером. Я хотела нырнуть в метро, но он вызвал мне такси, оплата за которое, как я обнаружила уже у дома, автоматически списалась с его карты. Как и в прошлый раз, никаких договоренностей на будущее – лишь «рад был тебя увидеть» и поцелуй перед тем, как он закрыл за мной дверцу машины. Поцелуй вновь расплавил мои внутренности и погрузил в состояние невесомости. Яркие вспышки пронзали мой мозг каждый раз, когда я думала об этом моменте.
Добравшись до дома, я позвонила Швецову и получила самый серьезный нагоняй из всех, которые он мне до сих пор устраивал («Хватит уже лезть в это дело! Вам что, совсем нечем заняться?!»). Тем не менее, версия Антона, которую я ему добросовестно пересказала, невзирая на буквально льющееся из телефона раздражение, его заинтересовала. Факт ДТП на подземной парковке легко можно было проверить. Мне хотелось задать ему несколько вопросов, но момент был явно неподходящий. На прощание я выдала Швецову тираду, проникнутую строго дозированной нотой разочарования:
– Информация приходит ко мне сама, и я спешу передать ее вам. Но, если Вас это бесит, то больше не побеспокою.
– Нет уж, будьте любезны, звоните. – Прозвучал лаконичный ответ.
А вечером (такой уж это был день, наполненный общением с мужчинами) позвонил Женич. Этого я никак не ожидала: суббота есть суббота – семейный день у семейных людей. Но Женька позвонил, и голос его звучал грустновато. Он был на работе, в своем НИИ (у них там шел какой-то непрерывный эксперимент, за которым вся сотрудники лаборатории наблюдали по очереди), и собирался приехать в среду в Москву на два дня, на конференцию («Не хочешь встретиться в четверг вечером?»). Конечно хочу, Женич: хоть ты и зануда, но все-таки старинный теперь уже друг. И уж совсем поздно вечером позвонила Лиза. В отличие от Женьки, она явно пребывала в неплохом расположении духа. Лизина речь состояла из смеси извинений и благодарностей, и она заверила меня, что Антон воспрянул духом после разговора со мной. Ну что ж, прекрасно: суббота прошла не впустую не только в Женькиной лабе. Меня одолевала непривычная для раннего вечера сонливость (что, впрочем, было не удивительно, учитывая богатый на события день), однако вместо того, чтобы отправиться чистить зубы, я всунула босые ноги в угги, набросила пуховик прямо на футболку и вышла на балкон с пачкой Vogue. Весь день мне мучительно хотелось курить, но у Антона это было явно неуместно, а спортивного Максима я боялась разочаровать своей нездоровой и немодной привычкой (как будто ему было дело до моего здоровья и моих привычек). И сейчас я курила, переминаясь с ноги на ногу и глядя на улицу сквозь заснеженные ветви деревьев, и думала. О Максе, которого почему-то больше не боюсь, хотя стоило бы, о грустно звучавшем сегодня Жениче и его жизни в Пущино, об Антоне и Лизе, о том, что если Антон, дай-то бог, невиновен, то у него, возможно, наконец появится шанс на такую жизнь, какую он всегда хотел вести… А снег сиял и переливался в свете фонарей.