— Ну вот, — сказал Сашка. — Поехали назад.
К остановке подкатил трамвай.
Сашка поставил костыль на подножку.
10
Филевский базар примостился к торцу девятнадцатого дома. Здесь с утра до вечера хлеб и масло обменивались на шерстяные платки и валенки, золотые часы и кольца — на сахар и конфеты, медные тазы для варенья и гобелены — на мед и мясо. За деньги продукты можно было купить только в торговых рядах, вытянувшихся под навесами поперек базара. Оживленнее всего торговля шла у старых ворот, выходивших на Красную улицу. Бабки в черных платках, завернув, как рукава рубашки, края у мешков, во весь голос предлагали семечки. Они кричали громче всех. Такой уж был здесь порядок: чем мельче товар, тем громче кричали про него. И если находился охотник до лузганья подсолнуха и тыквы, бабки попеременно вытаскивали перед покупателем завернутый в тряпку шматок сала и шептали: «Бери, милок, всего-то триста рублей».
Здесь все были связаны невидимой для постороннего круговой порукой. Кодекс рыночной чести охранялся дощатым забором, отделявшим суровые законы купли и продажи от внешнего мира. Горе было новичку, если приходил он сюда с открытым сердцем и открытыми карманами: он мог уйти отсюда без сердца и без карманов. Люди опытные, бывалые выставляли здесь напоказ только десятую часть того, что могли продать или обменять.
Вот почему продажу бубликов поручили не кому-нибудь, а Витьке Новожильскому. Витька ходил по базару, протискиваясь между покупателями, и его зуб доверчиво и простодушно освещал озабоченные и настороженные лица людей собравшихся сюда со всех концов Филевского края. Во всяком случае, по его лицу можно было заключить, что Витька чувствует себя на базаре более уютно, чем на уроке русского языка.
— Кому бублики, свежие бублики довоенного образца? — скороговоркой произносил он, протискиваясь между зеваками, окружившими какого-то старика, державшего в руках клетку с попугаем.
— Бабка, бубличка не хочешь? — спросил Витька женщину, торговавшую у ворот семечками.
— Небось семь шкур сдерешь, — ответила она.
— Одной хватит, — ответил Витька.
— За десятку отдашь?
— Тю-тю, милая! У тебя зубов-то нет, а ты все к бублику тянешься.
— Глаза твои бесстыжие, охальник! — вскинулась женщина. — У меня все зубы целые. Это вот у тебя челюсть вставная!.. Ирод полосатый!
Витька снова нырнул в людской водоворот. У торгового ряда он увидел Сережку. Сережка выслеживал глазами Витьку, чтобы в случае чего добавить ему бубликов, спрятанных в ранце. Он крепко держал в руке обсыпанный маком бублик; вдруг кто-нибудь спросит — «Почем?». Тогда он ответит — «Тридцатка». Кричать так, как Витька, у Сережки не хватало смелости.