Только одна душа в Таворе не вскинула руку и не склонилась – но вряд ли из-за своей болезни. Морра скривилась и отвернулась. Шарка тоже отвела глаза.
«Да пошла ты к черту, Морра!»
Она приблизилась к Хроусту и взяла его грубую руку в свою.
Старик поднял голову и широко улыбнулся.
Вечером Шарка заметила, что ее белоснежное платье уже стало серым от пыли и копоти, но никого вокруг это не беспокоило. Рассевшись вокруг огромного костра, Ян Хроуст, егери Латерфольта и гетманы, приехавшие с Хроустом, наперебой рассказывали друг другу истории, которые случились с ними за годы в разлуке.
Шарка и Дэйн, которые сидели здесь же, как почетные гости, жадно прислушивались к рассказам. Сиротки, которые назвали себя так в день, когда было объявлено о смерти Хроуста, решили сохранить это звонкое имя, хотя «сиротками» никогда по сути и не были. Вот только из рассказов Шарка так и не поняла, как это вышло. Ясно было лишь, что, пока Латерфольт отстраивал за Нитью свой город, Хроуст и его ветераны отсиживались в неприступных горах Галласа, выжидая, когда придет пора вернуться.
Кто-то обронил, что ждали «знака от нашего общего друга», и при этом все взгляды обратились к Шарке. Тогда-то она, прячась от них, уставилась на свое платье и заметила, что празднество не пощадило его белизну. Но очень скоро разговор перетек в другое русло. Дети Хроуста – так называли себя самые близкие к великому полководцу воины, включая Латерфольта, – весело обсуждали только им понятные истории, шутили и передавали друг другу боги знают какую по счету кружку пива. Только зычный голос Хроуста звучал все реже. Подняв голову, Шарка встретилась с его взглядом – старик пристально изучал ее своим единственным глазом. В седых усах блуждала рассеянная улыбка.
Дэйн дернул Шарку за рукав. «Спроси, как он выжил!» – показал мальчик. Хотя он жадно пытался вникнуть в каждую историю, вопрос терзал его весь день. Дэйн уже не раз показывал его Шарке и, наверное, сам задал бы, если бы мог.
– Дэйн, но как же… – растерянно прошептала Шарка.
Хроуст взмахнул рукой, и все голоса утихли. Он подался корпусом вперед, уперевшись локтями в колени, и повернулся к Дэйну:
– Ты спрашиваешь, как я выжил?
В изумлении тот приоткрыл немой рот и замер, захваченный врасплох. Хроуст был третьим человеком на памяти Шарки, кто понял Дэйна – не считая Дивочака, который скорее догадывался, что мальчик пытался ему сообщить, и самой Шарки, которая знала его язык.
Бедняга Дэйн не мог пошевелить и пальцем, стремительно краснея под взглядом Хроуста. Шарка, запинаясь, пришла на помощь брату: