— Да что вы говорите? — воскликнул подпоручик.
— Правду! — рассмеялась госпожа дю Коломбье.
— И вы не сочтете за дерзость мою просьбу рекомендовать меня ему?
— Нет, конечно! — пожала плечами дю Коломбье. — И завтра же напишу ему о вас!
— Благодарю вас, — глядя в лучистые глаза молодой женщины, произнес Наполеоне, — и еще раз прошу извинить меня за страшный рассказ!
— Не надо извиняться! — улыбнулась своей обворожительной улыбкой дю Коломбье. — Мы ведь сами вас просили! А что бы вы сделали на месте этого… Сампиеро? — лукаво взглянула она на Буонапарте.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Не каждый решится на подобное даже среди корсиканцев! Если только капитан Луа…
— Капитан Луа? — с необычайным волнением воскликнула мадам дю Коломбье. — Вы дружны с капитаном Луа?
— Да, это мой приятель…
— И что же он сказал? — спросила, несколько изменившись в лице, женщина.
— Что поступил бы также!
Как показалось Буонапарте, мадам дю Коломбье вспыхнула и хотела что-то сказать, но в эту минуту к ней обратился кто-то из гостей.
— Извините меня, — несколько натянуто улыбнулась она, — мне надо исполнять обязанности хозяйки дома, и я с удовольствием послушаю ваши рассказы в другой раз! Надеюсь, теперь вы будете бывать у меня. Обещаете?
— Благодарю вас! — слегка поклонился Наполеоне.
— Смотрите же, не обманывайте меня! — шутливо погрозила ему пальцем дю Коломбье и, еще раз одарив молодого человека ласковой улыбкой, отошла к гостям.
Дома Буонапарте решил немного позаниматься, но, к его великому удивлению, читать ему не хотелось. Он разделся и лег в кровать. Но стоило ему только закрыть глаза, как он увидел улыбавшуюся Каролину.
«Я потерял ко всему интерес, — вспомнил он де Мазиса, — и постоянно вижу перед собой ее лицо…»
Подпоручик встал с кровати, зажег свечу и взял Руссо. Он открыл книгу, но уже через несколько страниц поймал себя на мысли, что не вдумывается в то, что читает, и снова думает о Каролине.
Он поморщился. Нет, все что угодно, но только не это, и он никогда не станет рабом постыдной, как он совсем еще недавно заявлял де Мазису, слабости! Битый час пытался он взять себя в руки, но ничего не получалось. Ему было явно не до «Общественного договора»…
Он снова улегся в кровать, закрыл глаза с твердым намерением заснуть и… увидел Каролину. Она улыбалась и манила его рукой. Отгоняя от себя навязчивый образ, он промучился еще два часа, и, засыпая, в первый раз за многие годы, думал не о Корсике, а об удивительно милой девушке с темными глазами.
Наваждение продолжалось целый день, и даже на полевых занятиях Наполеоне то и дело вспоминал стройный стан девушки и ее очаровательную улыбку. Ему стало не по себе. Та самая любовь, которую он так презирал, оказалась, к его стыду, сильнее его, и он был ничуть не лучше продолжавшего страдать и по сей день де Мазиса…