Откуда-то сверху раздался громкий женский вой, почти истерика, кто-то сверху громко заходил по кругу, застучал кулаками. Ганину стало сначала жутко, а потом жалостно — уж больно надрывно плакал женский голос. Сначала он потерпел немного, а потом не выдержал и, отложив молитвослов на край кровати, взял бутыль со святой крещенской водой и толстую восковую церковную свечу и пошел на звуки. Не стоило быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что звуки раздавались из комнаты с портретом…
Когда Ганин подошел к двери, плач тут же прекратился.
— Ну вот, перестала… — облегченно выдохнул Ганин. — Спокойной ночи! — и развернулся было, чтобы уйти, как вдруг из-за двери раздался знакомый голос.
— Не уходи! Мне очень плохо…
— Мне тоже было плохо, когда моя невеста лежала полумертвая у твоего проклятого портрета! Вот приедет священник завтра в обед, покропим тебя святой водой и духу твоего здесь больше не будет, ведьма!
За дверью опять раздался дикий вой, и сердце у Ганина сжалось от боли — хоть она и ведьма, хоть она и демон, но она все-таки женщина! И притом — одинокая…
— Да, я — женщина! — словно прочитав его мысли, прокричал голос за дверью. — А ты поступаешь со мной жестоко! Я могла бы убить эту белобрысую шлюху, но я ведь этого не сделала!
— Не смей так называть её — или я ухожу! Мне правило дочитывать надо…
Голос на секунду умолк.
— Не буду. Останься.
— Не могу, — Ганин развернулся, чтобы уйти, но дверь вдруг сама собой открылась — резко и стремительно! Поток воздуха тут же задул свечу и Ганин оказался в кромешной тьме, но даже и на фоне кромешной тьмы он отчетливо увидел силуэт безликой женской фигуры…
Ганину стало жутко не по себе, он шарахнулся было назад, но споткнулся и упал на ковер. Бутылка с крещенской водой выпала из его руки. Ганин потянулся было за ней, но на его руку уже наступила чья-то мягкая, но в то же время необыкновенно сильная и тяжелая, лапа, и придавила её к полу. На другую руку наступила другая лапа, а кто-то третий сел на его ноги. Ганин не мог пошевелиться, придавленный руками и ногами к полу, как распятый, и только теперь вспомнил, что тот таинственный священник строго-настрого запрещал ему выходить ночью из комнаты и говорить с бесовской силой, не поддаваться ни на какие её уловки… «Слишком поздно!» — мрачно подумал Ганин и стиснул в отчаянии зубы.
Женская фигура подошла к нему вплотную. На ней не было ни лица, ни кожи, казалось, она целиком была соткана из тьмы, да и двигалась она не касаясь пола, как призрак. Ганин удивленно посмотрел на неё и прошептал: