По его письмам она могла проследить весь путь изыскателей. Знала начальника партии, старшего инженера, знала товарищей своего сына, знала, как они летели самолетом до последнего населенного пункта Талиджак-Макита и как оттуда пошли дальше, погрузив все снаряжение на оленей. Знала, что́ едят и даже какая стоит погода...
«...Сегодня последний день августа, но солнечно и тепло. Дождей нет. Похоже, что мы не в тайге, а под Ленинградом, на Карельском перешейке. Грибов уйма! Всегда мечтал насобирать и насушить тебе целый мешок белых, и тут бы мог наконец добиться этого, но где сушить и когда? Вот в чем вопрос! Ружье совсем забросил. («Вот и хорошо!» — радовалась мать.) Охоты никакой. Только синицы попадают на глаза. Да, довольно плавная экспедиция. Романтики — нуль. Даже уток не вижу. А хорошо бы зажарить утку, надоели консервы. Но, увы... Следующее письмо я тебе пришлю с двадцатого километра нашей трассы. Это будет пятнадцатого сентября...»
И оно пришло на другой день после того, как ей сообщили о гибели сына, и лишь теперь, спустя две недели, она решилась прочесть.
«Дорогая мама! Удивительно, но осень не торопится к нам. Еще вся листва зеленая...»
Она заплакала. Все письмо измочила слезами, зная, что это последнее его письмо, что больше уже никогда не придет от него ни слова.
Из динамика донеслись короткие сигналы. Был час. К этому времени всегда в почтовом ящике лежало от него письмо, если совпадал день. И хотя она знала, что никакого письма быть не может, все же заглянула в ящик, прежде чем выйти на улицу. И увидела письмо. Оно могло быть соседям, но могло быть и ей, от сестры, и достала. И сразу же узнала его почерк. Торопясь вскрыла конверт, и первое, что бросилось ей в глаза, было — «первое октября»! Погиб же он, как ей сообщили, восемнадцатого сентября...
«Что же это такое? — потирая лоб, растерянно подумала она. — Ничего не понимаю...» И прислонилась к стене, чтобы не упасть. Где-то хлопнула дверь, дробно простучали по лестнице каблуки, и кто-то маленький пробежал мимо нее. Но она даже не открыла глаза. В таком ослабленном состоянии находилась несколько минут, потом, торопясь, расправила письмо, стала читать, потому что там могло быть какое-нибудь объяснение.
«Сегодня перебрались, как и обещал тебе в том письме, на двадцатый километр. Наконец-то чащоба осталась позади и открылись светлые елани. На равнине работается легко и весело. Особенно хорошо вести съемку, ничто не мешает. И я жму вовсю! Чем быстрее кончим, тем скорее вернусь к тебе. Правда, еще с полгода, не меньше, придется побыть здесь, но время на работе летит незаметно».