— А я твоему?
— Думаю, дочь врача его бы больше чем устроила.
— Моим родителям пришлось бы не по душе наше поведение.
— Да, полагаю, что ты права. — Менандр крепко прижимает ее к себе на случай, если она решит почтить покойных родителей, отсев подальше. Какое-то время они молчат, и Амара подозревает, что он, как и она, думает обо всем, чего они лишились. — Теперь мне нечего тебе предложить, — говорит он. — Я не унаследую лавку, и я несвободен.
— Думаю, ты согласишься, что я могу предложить тебе еще меньше, — шутя отвечает Амара, но собственные слова отдаются болью в ее сердце. Ей никогда уже не стать прежней и не вернуть свою старую жизнь.
— Ну не знаю, — с улыбкой говорит он. — На рынке за тебя дали бы раз в пять больше, чем за меня.
— К счастью, сегодня никто никого не покупает.
— Нет, — говорит он и быстро, словно боясь потерять решимость, наклоняется к ней для поцелуя.
«Вот каково по-настоящему желать мужчину, — думает Амара в его объятиях. — Вот что значит счастье».
— Все в порядке? — Менандр отстраняется и с тревогой вглядывается в ее лицо. — Надеюсь, я тебя не расстроил?
Амара понимает, что дрожит.
— Нет, ты меня не расстроил! — говорит она, успокаивающе притягивая его к себе. — Я просто чувствую… — Она прерывается, не находя слов, чтобы передать охватившие ее счастье и боль. Менандр смотрит все так же обеспокоенно, и она снова пытается объясниться: — Я настолько привыкла ничего не иметь, что… Теперь, когда у меня внезапно что-то появилось, когда я что-то почувствовала, мне… — Она умолкает на полуслове.
— Радостно и грустно?
— Да, потому что нам не принадлежит ничего, даже счастье.
— Тимарета, даже рабы имеют право на счастье. Чувства — это единственное, что принадлежит нам самим. — Он передает ей маленькую фляжку вина, и она делает глоток. — Знаю, этот день короток, но он наш, он принадлежит только нам.
— Хочешь сказать, чтобы я не тратила его впустую?
— Нет, потому что наш разговор не пустая трата времени, — произносит он, забирая у нее фляжку. — Сегодня никто не указывает нам, что делать. Ты можешь не сдерживать свои чувства. Впрочем, я надеюсь, что тебе снова захочется меня поцеловать, — добавляет он, помолчав.
Она смеется.
— Да, пожалуй.
— А еще я хочу, чтобы ты рассказала о своем пении, — говорит он, откидывая волосы с ее плеч. — Вы с Дидоной посещаете столько пиров. Я уже боялся, что ты теперь слишком важная особа, чтобы со мной встретиться.
— Ну что ты! — восклицает она. — И потом, не было бы никакого пения, если бы ты не заполучил для меня лиру.
— Я сделал это в собственных интересах. Просто хотел послушать, как ты играешь, — произносит он, прижав ее к себе.